Выпивка, бабы, снова выпивка, пьяные драки - вот что увлекало не самого молодого уже мужчину. В те годы Борил говорил себе, что таким образом отыгрывается за украденную «легионерством» молодость, которую любой нормальный дворянин проводил либо в кабаке, либо между сисек какой-нибудь шлюхи.
А сейчас... сейчас, когда можно было оглянуться назад, Борил видел, что именно в тот момент что-то в нём и переломилось. Стержень, отделявший истинного сына империи от подзаборного пьянчужки. Он сломался то ли под гнётом всех этих невыполнимых ожиданий, то ли собственных несбыточных надежд Борила... да и не важно это сейчас. Он сломался, а сломанный человек уже никогда не сможет стать символом и надеждой всей империи.
После стремительного взлёта последовало такое же стремительное падение. Он скатывался всё ниже и ниже, не задерживаясь и месяца на одной должности, без страха однажды заснуть диатрохом, а проснуться уже проклятым тысячником. Если раньше Борила боготворили, то теперь открыто смеялись, прямо в глаза называя постаревшего, молчаливого солдата «Борил Жирное Брюхо» и «Борил Тряпичный Меч», и если первое ещё можно было хоть и со скрипом, но всё-таки принять (живот у Борила действительно отрос знатный), то второе, намекавшее вовсе не на тот меч, который солдат носит у себя на поясе, а на другой, который между ног... не раз и не два Борил, заслышав подобное обращение, не раздумывая кидался в драку. Это ещё сильнее ускоряло его падение вниз, по карьерной лестнице.
А однажды, одним холодным зимним утром, Борил проснулся после очередной попойки, когда своё горе он пытался залить дешёвым вином, от которого крутило кишки и на утро раскалывалась голова. Он проснулся и увидел рядом с собой аккуратно скрученное письмо, закрытое печатью самого императора Валерта.
Приказ об очередном понижении (это Борил воспринял без особой боли в душе) и переводе в самую настоящую задницу мира. Канию. (вот здесь то старый солдат был готов заплакать от обиды и отчаянья) Перевод этот был равносилен приговору. Борила попросту ссылали в самую задницу известного мира, где он доживёт свой не самый долгий век и не будет мозолить глаза нормальным людям своей кислой рожей.
Но спорить с командованием - дело гиблое. Вздохнув пару раз над тяжкой своей судьбой, Борил собрал немногочисленные вещи, взял коня, да отправился в сраную Канию, чтобы взять командование над фортом, имевшим странное и дурацкое имя Артуалицис (Благоразумный - со старо-солатийского).
И вот он здесь. Сидит в «кабинете», смотрит на огонь в почерневшем от грязи камине и думает, насколько же дерьмовая у него, Борила, жизнь. Конечно, он понимал, что по большей части сам виноват в том, что его сослали сюда, в край вечного снега и не менее вечного льда, доживать свой век. Понимал и то, что почти никакой возможности вырваться и вновь вернуться к жизни в Митаоре.
Оставалось только сидеть, хлебать кислое вино и надеяться, что жизнь его не закончиться в этих промёрзших стенах.
Помимо воли, Борил оторвал взгляд от камина и мельком оглядел весь свой «кабинет». Жалкое и печальное зрелище, вызывающее одну лишь тоску и боль у человека, видевшего своими глазами блеск и красоту тронного зала Митаорского дворца.
Стены из серого булыжника, лишь местами закрытые какими-то подгнившими обрывками гобеленов, изображавших подвиги былой славы. Жалкое наследство от предыдущего коммандера форта. Такое же жалкое, как и хлипкая мебель: стол, стул и пустой шкаф с выдранными дверцами.
Интересно, а если он подохнет прямо здесь и сейчас за этим поганым столом, то как скоро найдут его труп? Через день? Через неделю?..
- Почта, мессир коммандер! - рявкнул здоровенный дылда, чуть ли не ногой распахнув дверь, отделявшую скромное обиталище Борила от остального форта. Детина, разумеется, был одним из легионеров, проходивших здесь службу, и являл собой настоящее воплощение гения имперского солдата: ни единой мысли ни на лице, ни в голове. Абсолютная бесконечная тупость. Но приказы исполнял хорошо, и на том спасибо.
- Командор, - устало поправил солдата Борил, даже не думая о том, чтобы вставать со своего места. - Клади на стол.
- Прошу, мессир... командор, - кивнул солдат, подойдя к столу Борила и вывалив на него груду скомканных, испачканных какой-то грязью (Борил очень надеялся, что не говном), писем, большую часть из которых представляли отчёты, направляемые командору форта со всего форта, а временами и со всей провинции, но были и личные послания...