bsp; Форт (ему уже давно куда больше подходило название «крепость», но так уж повелось, что назвали его именно фортом) предстал перед альвами во всей своей красе, которой у него, к слову, было не так-то много. Солатийцы не понимали и не ценили истинной красоты, оставляя её место суровому расчёту и эффективности. Ряды ровных каменных стен, сменявшиеся высокими башнями, увенчанными зубцами, из-за которых на альвов поглядывали хмурые часовые. Широкие распахнутые сейчас ворота, окованные железом и бронзой. Ров, на дне которого виднелись стройные ряды деревянных кольев... свежесрубленных. Имперцы готовятся. Они думают, что дикие не побояться атаковать и форт? Долго размышлять о подобных вещах Далавэн не собирался. Антанар довольно быстро договорился со стражниками у ворот о том, чтобы их пустили внутрь, и колонна альвов со скоростью слизняка уходила под защиту каменных стен и хмурых легионеров, окидывавших едва ли не каждого проходившего мимо них альва долгим недоброжелательным взглядом. Об отношении людей и альвов можно писать целые трактаты, но одно было ясно даже ребёнку - первые недолюбливали вторых, а вторые первых. Но сейчас, когда над ними всеми нависла такая угроза, - как дикие, вышедшие из лесов альвы, - нужно было кооперироваться и выживать всем вместе, потому что поодиночке их всех сожрут нахрен. Особенно альвов. Со смерти Валерта прошёл один день Меч и магия, железо и колдовство, огонь и кровь, сплетённые в едином танце войны, вновь воспаряли над полыхающим лесом. Горели деревья, горели земля и снег, горело небо, но люди, отважные, лишённые страха и боли люди шли вперёд, через огонь и смерть. Они шли, ведомые волей своих королей и правителей. Сила людей, сила народа, способного восставать из пепла, чтобы вновь и вновь ввергать землю во власть великой войны. Блеск и слава. Честь и гордость. Птицы, несущие на крыльях своих отголоски вечного пламени, разобьют первую печать, и небеса разразятся кровавым дождём, оплакивая смерть своего спасителя. Впервые в жизни Далавэну захотелось скомкать лист пергамента, который он только что исписал, и швырнуть его в огонь. Впервые в жизни... это не Песнь. Это... это какая-то злая, извращённая насмешка над ней! Песнь всегда несла в себе чистоту и блеск утраченного наследия альвов. В ней они видели отражение воли старых Богов, даже после исхода не оставлявших своих неразумных детей, но сейчас... сейчас Далавэн смотрел на вязь букв, покрывавших пергамент, и понимал, что его сердце сжимается в ледяных тисках страха. Настоящего первородного ужаса, расползавшегося с этой единственной страницы в саму его душу. - Говна кусок, - выдохнул Далавэн, аккуратно отложив лист в сторону и отгоняя от себя мрачные мысли. Чем бы ему самому не казалась эта страница Песни, но теперь он уже не властен над её судьбой. Сжечь этот листок, пусть это и было столь желанным действием, всё-таки было бы настоящим святотатством. А каким бы безбожником Далавэн иногда не выставлял себя пред взорами других альвов, но всё-таки он верил, что после смерти его ждёт суровый испытующий взгляд Богов, которые поинтересуются, а с какого это хера он их слова в топку бросал. Нет, спасибо. Лучше пожрать, выпить, найти бабёнку и... хотя с последним здесь в форте могли возникнуть серьёзные проблемы. Да и со вторым. А может и с первым. Мда. За те несколько дней, что альвы успели провести под защитой имперских стен, Далавэн узнал очень много о положении дел, сложившихся в Кании, а так же пару фактов (временами забавных) о самом форте и его защитниках. Например, выяснилось, что Борил, старый и жирный, как стадо свиней, командор форта, всего за несколько дней до прибытия альвов увёл две трети солдат, внимание, в лес. В альвский лес. Воевать с дикими. В лесу. Это парнокопытное, видимо, вообще не знало ничего о диких альвах, если ему в голову пришла столь блистательная идея - воевать с дикими среди деревьев. Будет настоящим чудом, если ему удастся вернуть обратно в форт хотя бы половину тех людей, что он взял с собой в эту самоубийственную миссию. Хоть и Далавэн никогда не относился к числу явных человеколюбов, но сейчас, когда количество имперских солдат, стоявших между ним и подступающими дикарями, стремительно уменьшалось... он был бы рад, очень-очень рад, если бы Борила в пути укусила какая-нибудь бешеная лисица, и милорду командору пришлось вернуться в форт и поставить своих солдат обратно на опустевшие стены. К этому ещё добавлялся тот факт, что Борил вместе с людьми соизволил забрать и почти весь провиант, имевшийся в форте. Сейчас здесь остались одни лишь жалкие крохи, кормить которыми предстояло не только скудный гарнизон, но и настоящую орду беженцев-альвов. Только сейчас, когда все они оказались за стенами форта, Далавэн наконец понял, сколько же народу притащил с собой Антанар. И каждый из них хотел жрать. Человек, управлявший фортом в отсутствии Борила (Далавэн забыл его имя), отправил гонца в ближайший город со срочным требованием поставить им провизию... но доставят ли её вовремя? И доставят ли вообще? Дикие жгут деревни, вырезают целые отряды имперских солдат, и вряд ли что-то помешает им окружить форт и взять его в настоящую осаду. А без припасов выдержать её... ох, как же сильно всё это попахивает старым добрым каннибализмом. Единственным занятием для Далавэна сейчас было либо гулять по форту, либо сидеть в этой тесной каморке, принадлежавшей какому-то солдату, ушедшему вместе со стариной Борилом, и писать Песнь дальше. Далавэн выбрал второе. Он взял новый, чистый лист, окунул перо в чернильницу и продолжил делать то, для чего и был рождён. Со смерти Валерта прошло две недели Ночь в Кании всегда была особенным временем. Особенно когда погода хоть немного успокаивалась, уходили вечные метели и снежные бури, а небо оставалось девственно чистым, украшенным сотнями и тысячами маленьких блестящих жемчужин-звёздочек. Красивые, манящие, бесконечно прекрасные. Далавэн мог часами просто стоять и смотреть на ночное небо, поражаясь его красоте и величию. Песнь говорила, что звёзды - это Боги, ночами присматривающие за своими детьми. Жаль, что только присматривать они сейчас и способны. Боги, те из них, что уцелели, ушли навсегда. Их мир остался детям. Таким, как Далавэн. Интересно, он оправдывает ожидания, возлагаемые на него всем божественным сонмом? И есть ли вообще эти ожидания? Хороший вопрос для неспешного философского размышления. Очень хороший. Особенно во время ночного караула, к которому теперь привлекали и альвов из числа беженцев. Людей попросту не хватало для того, чтобы полностью покрыть потребности форта. Борил, как Далавэн и предполагал изначально, сгинул в лесу, так и не вернувшись обратно, а дикие, когда у них закончились деревни для налётов, сосредоточили своё внимание на форте. Два дня назад Далавэн впервые столкнулся лицом к лицу с этими тварями. Бледнокожие, тощие, ходят на полусогнутых ногах, из одежды только какие-то обрывки шкур, а оружие - самодельные луки и каменные кинжалы. На что такое воинство бродяг вообще рассчитывало, кидаясь к стенам форта? Вопрос, конечно, с подвохом, ведь логику дикаря может понять только такой же дикарь, как и он сам, а Далавэн себя к числу лесных жителей никак не относил. Так или иначе, имперцы, даже имея в запасе столь скромные силы, какие им оставил Борил, без труда отразили первую атаку. Дикие отступили, оставив после себя ров, доверху заваленный мертвецами, видимо, уразумев, что каменными ножами дыру в стене не проковырять. Глядя на всё это побоище с высоты стен, Далавэн начал понимать, почему альвы считались прекрасными воинами только в родных лесах, но при этом так легко уступили равнины Кании. Дикие, судя по дальнейшим событиям, тоже это быстро поняли и прямых штурмов более не проводили. Однако они не оставили попыток захватить форт. После первого нападения последовало второе, куда более трагичное для имперцев. Дикие ночью пробрались за стены и, скрываясь в тенях, перерезали добрые пять десятков людей и альвов, прежде чем стража подняла тревогу и враг был перебит. Далавэн самолично вогнал кочергу прямо в череп одному из дикарей, думавших, что так легко сможет прирезать своего бывшего собрата. Чугун оказался крепче кости, и Далавэну потом полдня пришлось соскребать со стен и пола своей каморки остатки мозга дикаря. Забавно, кстати, но у них действительно в голове был мозг. Кто бы мог подумать. Такие тайные нападения повторялись с завидной регулярностью. Сколько бы часовых имперцы не ставили на стенах, дикие все равно обходили их и устраивали ночную резню, всё больше и больше ослабляя силы и боевой дух защитников. В конце концов Далавэн сам вломился к местному командиру (как же его звали то?..) и потребовал у него, чтобы теперь в дозор выставляли и альвов. Человек, конечно, помялся для виду, но довольно быстро согласился на его предложение, и вот теперь Далавэн, а вместе с ним ещё полторы сотни охотников, разгуливали по стенам форта, высматривая в ночи неясные силуэты. Тьма не лишала альвов зрения, и поэтому благодаря их усилиям уже было отражено две попытки дикарей пролезть за стены форта. И если всё будет идти таким чередом, то у них вполне есть все шансы продержаться до того момента, как из империи к ним прибудут подкрепления и, главное, припасы. Еды