зон, но и настоящую орду беженцев-альвов. Только сейчас, когда все они оказались за стенами форта, Далавэн наконец понял, сколько же народу притащил с собой Антанар. И каждый из них хотел жрать. Человек, управлявший фортом в отсутствии Борила (Далавэн забыл его имя), отправил гонца в ближайший город со срочным требованием поставить им провизию... но доставят ли её вовремя? И доставят ли вообще? Дикие жгут деревни, вырезают целые отряды имперских солдат, и вряд ли что-то помешает им окружить форт и взять его в настоящую осаду. А без припасов выдержать её... ох, как же сильно всё это попахивает старым добрым каннибализмом. Единственным занятием для Далавэна сейчас было либо гулять по форту, либо сидеть в этой тесной каморке, принадлежавшей какому-то солдату, ушедшему вместе со стариной Борилом, и писать Песнь дальше. Далавэн выбрал второе. Он взял новый, чистый лист, окунул перо в чернильницу и продолжил делать то, для чего и был рождён. Со смерти Валерта прошло две недели Ночь в Кании всегда была особенным временем. Особенно когда погода хоть немного успокаивалась, уходили вечные метели и снежные бури, а небо оставалось девственно чистым, украшенным сотнями и тысячами маленьких блестящих жемчужин-звёздочек. Красивые, манящие, бесконечно прекрасные. Далавэн мог часами просто стоять и смотреть на ночное небо, поражаясь его красоте и величию. Песнь говорила, что звёзды - это Боги, ночами присматривающие за своими детьми. Жаль, что только присматривать они сейчас и способны. Боги, те из них, что уцелели, ушли навсегда. Их мир остался детям. Таким, как Далавэн. Интересно, он оправдывает ожидания, возлагаемые на него всем божественным сонмом? И есть ли вообще эти ожидания? Хороший вопрос для неспешного философского размышления. Очень хороший. Особенно во время ночного караула, к которому теперь привлекали и альвов из числа беженцев. Людей попросту не хватало для того, чтобы полностью покрыть потребности форта. Борил, как Далавэн и предполагал изначально, сгинул в лесу, так и не вернувшись обратно, а дикие, когда у них закончились деревни для налётов, сосредоточили своё внимание на форте. Два дня назад Далавэн впервые столкнулся лицом к лицу с этими тварями. Бледнокожие, тощие, ходят на полусогнутых ногах, из одежды только какие-то обрывки шкур, а оружие - самодельные луки и каменные кинжалы. На что такое воинство бродяг вообще рассчитывало, кидаясь к стенам форта? Вопрос, конечно, с подвохом, ведь логику дикаря может понять только такой же дикарь, как и он сам, а Далавэн себя к числу лесных жителей никак не относил. Так или иначе, имперцы, даже имея в запасе столь скромные силы, какие им оставил Борил, без труда отразили первую атаку. Дикие отступили, оставив после себя ров, доверху заваленный мертвецами, видимо, уразумев, что каменными ножами дыру в стене не проковырять. Глядя на всё это побоище с высоты стен, Далавэн начал понимать, почему альвы считались прекрасными воинами только в родных лесах, но при этом так легко уступили равнины Кании. Дикие, судя по дальнейшим событиям, тоже это быстро поняли и прямых штурмов более не проводили. Однако они не оставили попыток захватить форт. После первого нападения последовало второе, куда более трагичное для имперцев. Дикие ночью пробрались за стены и, скрываясь в тенях, перерезали добрые пять десятков людей и альвов, прежде чем стража подняла тревогу и враг был перебит. Далавэн самолично вогнал кочергу прямо в череп одному из дикарей, думавших, что так легко сможет прирезать своего бывшего собрата. Чугун оказался крепче кости, и Далавэну потом полдня пришлось соскребать со стен и пола своей каморки остатки мозга дикаря. Забавно, кстати, но у них действительно в голове был мозг. Кто бы мог подумать. Такие тайные нападения повторялись с завидной регулярностью. Сколько бы часовых имперцы не ставили на стенах, дикие все равно обходили их и устраивали ночную резню, всё больше и больше ослабляя силы и боевой дух защитников. В конце концов Далавэн сам вломился к местному командиру (как же его звали то?..) и потребовал у него, чтобы теперь в дозор выставляли и альвов. Человек, конечно, помялся для виду, но довольно быстро согласился на его предложение, и вот теперь Далавэн, а вместе с ним ещё полторы сотни охотников, разгуливали по стенам форта, высматривая в ночи неясные силуэты. Тьма не лишала альвов зрения, и поэтому благодаря их усилиям уже было отражено две попытки дикарей пролезть за стены форта. И если всё будет идти таким чередом, то у них вполне есть все шансы продержаться до того момента, как из империи к ним прибудут подкрепления и, главное, припасы. Еды с каждым днём становилось всё меньше, а жрать хотелось всё сильнее. Но делать нечего. Сейчас Далавэну оставалось только гулять по проклятой стене взад-вперёд, да думать о Богах, хлещущих на небесах вино и ехидно посмеивающихся над его скромной судьбой. Можно было бы продолжить писать Песнь... но как-то не хотелось. Со смерти Валерта прошло двадцать дней - От топота копыт пыль по полю летит. - От топота копытпт... тьфу! - Давай, ухастый, докажи, что ты можешь. - Так, - выдохнул Далавэн, призывая на помощь всё своё спокойствие и уравновешенность. - От топота... копыт... - Надо быстро говорить, иначе не считается, - хмыкнул легионер, потирая слипшиеся от жира усы. - Чтоб тебя, - рыкнул Далавэн. - Ладно. От топота копыт пыль... в задницу тебе летит! Ну нахрен! Имперец в ответ только улыбнулся и молча протянул ладонь. - Дурной у вас язык, и эти... скороговорки дурные, - буркнул Далавэн, положив легионеру в руку три медяка. - А я тебя предупреждал - не связывайся, - сказал человек, не скрывая победной улыбки. - Могу предложить последний шанс отыграться. - В задницу иди. Хватит с меня этих ваших... слов. Надоело. Да и вообще мы же тут вроде стражу нести должны, а не языками чесать, - само собой, Далавэн любил тратить время, предназначенное для работы, на разговоры, но сейчас был не тот случай. Во-первых, от того, насколько внимательны будут дозорные на стенах (а Далавэн с этим человечком были именно дозорными), зависела его собственная жизнь, а во-вторых... - Струсил, что ли? - хитро улыбаясь, спросил солдат, надеясь подбить простоватого альва и заставить того выложить ещё несколько монет. - Вот отрежут тебе член эти дикие ублюдки, тогда посмотрим, кто из нас струсил, - пробормотал Далавэн, плотнее прижимая кошель к поясу. Денег ему, конечно, было не жалко, но вот проигрывать в скороговорках этому... этому элтурину*... такое приятным не назвать. - Ладно-ладно, - покачал головой легионер, - как знаешь, ухастый. С этими словами он оставил альва в гордом одиночестве, а сам же пошёл в сторону восточной башни. Далавэн же решил насладиться минутой тишины, чтобы вновь предаться излюбленному занятию - смотреть на ночное небо. Сегодня оно было не таким чистым, как хотелось бы, но свет звёзд всё равно прорывался сквозь завесу из туч и падал на холодную землю Кании. Отсюда, со стены, Далавэн видел бескрайние равнины, припорошённые снегом и разделённые тёмной полоской дороги. Той самой дороги, по которой альвы и пришли под защиту форта. Сейчас, впервые за последние дни Далавэн начал верить, что здесь альвы действительно смогут пересидеть разыгравшуюся бурю, а потом, когда дикие уймутся и уйдут в леса, вернуться к нормальной жизни. Хорошая мысль. Тёплая. Но затем взгляд скользнул дальше, мимо дороги, мимо заснеженных равнин и упёрся в темнеющий вдалеке лес. Громада древних деревьев, стоявших здесь, согласно Песни, от самого сотворения мира, всегда навевала на Далавэна мрачные и тёмные мысли. Не обманул стервец и сейчас. Одного взгляда на лес хватило, чтобы все помыслы о возвращении к нормальной жизни развеялись на ветру, уступая место холодному осознанию того, что вскоре они все передохнут в этом каменном мешке. Передохнут... Только сейчас зоркий взгляд альва уловил, что лес выглядел странно. Точнее, страннее обычного. Деревья как-то неестественно покачивались. Покачивались и... становились больше? Что за?.. - Пора сменяться, - тихо прошептал Далавэн, разумно предположив, что от недосыпа у него потихоньку «едет крыша». Хватит уже гулять по стенам. Надо хоть одну ночь посвятить сну. Развернувшись, он уже хотел было идти на свидание с командиром-человеком, чтобы доложиться ему о том, что нужна смена, но не успел Далавэн сделать и шага, как небо разорвало оглушительным грохотом. Не выдержав подобного, Далавэн упал на колени, закрыв уши руками. Он видел, как тряслись от грохота камни, как северная башня закачалась, словно под ударами невидимо великана, а затем обрушилась, погребая под собой всех, кто был внутри... люди и альвы бегали вокруг, кричали, звали на помощь. Но вдруг все звуки исчезли. Мир погрузился в полную, беспросветную тишину. Далавэн медленно, очень медленно обернулся. И увидел лес, медленно бредущий мимо их форта. Деревья, те самые деревья, среди которых альв охотился, будучи ещё совсем юным мальчишкой, шли мимо (а временами и сквозь) стен. Далавэн не верил своим глазам, надеялся, что это просто галлюцинация, но он видел. Несмотря ни на что, он видел, как земля вспучивалась и разлеталась клочьями в тех местах, где пучками змей извивались могучие корни. Видел огромные деревья, идущие вперёд, не обращая внимания ни на ка