По всему залу разносятся робкие и не совсем искренние приветствия. За напускным дружелюбием скрывается явное нежелание принимать Рида в команду. Смена состава в середине сезона – явление почти неслыханное, и на то есть веские причины. Это портит динамику.
Рид, который выглядит таким же счастливым, как и мы (то есть жалким), направляется к своему шкафчику. Должно быть, случилось что-то ужасное, раз он перевелся в такой спешке. Пусть мне и любопытно, но не настолько, чтобы выяснять подробности.
Мы заканчиваем переодеваться, пока тренер Миллер прогоняет план тренировки. Он уже перестроил нападающих, поставив Рида в первую линию с Далласом и Чейзом. Последний совсем не рад данному открытию и чертыхается себе под нос, натягивая красное джерси. По крайней мере, перемены на льду не касаются меня напрямую. Иначе я тоже был бы раздражен.
Все остальные выходят из раздевалки, в то время как мы остаемся в стороне, намеренно медля, чтобы выиграть время. Чейз, проводив взглядом выходящего через вращающуюся дверь Рида, поворачивается к нам. На его лице отражается то же напряжение, которое я и сам ощущаю.
– Херня какая-то, – он хватает со скамейки бутылку с водой и сжимает ее так, словно пытается задушить.
– Остынь, мужик, – взмахивает руками Даллас, как бы говоря «полегче». – Все наладится, стоит только привыкнуть к новому распорядку. Хочешь ты это признать или нет, но Рид тот игрок, которого ненавидишь, когда он играет против тебя, и любишь, когда он в твоей команде.
В хоккее всегда так. Но я все равно готов поспорить, что Рид – придурок.
Когда никто из нас не отвечает, Даллас продолжает:
– Помоги мне, Тай. Ты же ненавидел бы Картера, если бы нам пришлось играть против него.
– Справедливо подмечено, – признаю я. – Я бы считал его худшим из худших.
Чейз поворачивает голову, чтобы бросить на меня хмурый взгляд, но уголки его губ дергаются, словно он изо всех сил старается не засмеяться. Благодаря любви к силовым приемам и острому языку, он лучше других может залезть противнику под кожу. Вот такой у него прирожденный талант. Как вратарь могу сказать, что такие игроки – заноза в заднице.
– В любом случае, – добавляет Даллас, – тебе придется с этим смириться. Думай об этом как о подготовке к игре в лиге.
К сожалению, это правда. В профессиональном спорте игроков постоянно продают в середине сезона, и когда такое происходит, все вынуждены забыть о прежних обидах ради общего блага команды. Я достаточно практичен, чтобы понять это, но и достаточно злопамятен, чтобы в данный момент не брать это в расчет.
Хотя, учитывая все, что сегодня произошло, я вообще не в состоянии мыслить здраво. Может, проведя какое-то время на льду, я успокоюсь. Тренировки всегда помогают мне прояснить разум.
Схватив шлем, я поднимаюсь на ноги.
– Семестр обещает быть долгим, – бурчит Чейз.
– Это уж точно.
Только не по той причине, о которой он думает.
Глава 5
Одно и то же
Офис регистратора – колледж Бойд
Выбор специальности: Все студенты должны определиться со специальностью к концу второго курса.
Ставлю кружку с кофе на кухонный стол и морщусь, перечитывая страницу учебного руководства. Хоть я и понимаю, в чем смысл подобной политики, она все равно кажется мне немного несправедливой. В отличие от Чейза я не обладала врожденным знанием, кем хочу стать в будущем. Сколько помню брата, он ел ради хоккея, спал ради хоккея и дышал ради него же. Даже в моем первом воспоминании о Чейзе он уже стоял на коньках.
Между тем я не могу определиться с программой обучения, не говоря уже о карьере. Поскольку я начала второй семестр второго курса, времени сделать выбор осталось не так много. Я посетила почти все общие лекции, так что, не определившись с направлением, рискую потратить время и деньги на то, что позже может и не пригодиться. Тогда мне не останется ничего другого, кроме как взять перерыв до тех пор, пока я не решу, чем действительно хочу заниматься. Из-за этого появляется большой риск так и не вернуться в колледж, а запасного плана у меня нет.
Как и основного. У меня вообще нет плана.
Просматривая раздел «Курсы и академические возможности», я пытаюсь представить себя на различных программах. Английский? Если только любовные романы входят в программу. Какая-нибудь научная сфера? Ну уж нет. Математика? Еще хуже. Психология? Может быть…
В самом конце страницы числится «Творческое письмо». Охваченная любопытством, я просматриваю описание курса. Писательство служило моим любимым спасением от реальности, еще когда я была ребенком. Все началось с проглатывания большого количества книг, а продолжилось выдумыванием собственных историй. Так, всякий раз, когда меня заставляли идти на матч Чейза, я писала, чтобы убить время. Возможно, я поступала не слишком по-сестрински, но в свою защиту хочу сказать, что матчей было много. Ни одна девушка не может переварить столько хоккея.