Всего пара минут – и циркачи «Обскуриона» уже вовсю отрабатывали каждый свою цирковую рутину.
Кристина завороженно смотрела на взлетающих в воздух гимнастов, на строящих сложные фигуры акробатов, на мельтешащие шарики жонглеров, на эквилибристов и ходулистов, на хулахуперов и джамперов – и тщетно пыталась понять, чем то, что делают они, отличается от того, что делают артисты того же жанра, но в их цирке. Вроде бы одни и те же навыки, одни и те же приемы, но общее впечатление от представления «Обскуриона» – даже в таком черновом тренировочно-разминочном варианте – в корне отличалось от того, какое производил «Колизион».
Движения черных циркачей были более резкими и стремительными; казалось, для них это было не представление, а сражение, в котором они бьются не на жизнь, а на смерть. В каждом артисте чувствовалось напряжение, в каждой сцене – напор, в каждом номере – агрессия. Когда-то давно, когда Кристина еще занималась плаванием, на одно из занятий по хореографии на паркете к ним пришла девочка из секции смешанных боевых искусств. Смотреть за циркачами «Обскуриона», репетирующими свои номера, были примерно так же, как наблюдать за той девочкой, пытавшейся исполнять хореографические па. О нет, она безукоризненно повторяла каждое движение! Но в ее жестах совершенно не было необходимых грации, мягкости и плавности, и потому каждое танцевальное движение у нее походило на удар. Вот и с циркачами «Обскуриона» создавалось примерно то же самое впечатление.
А затем, через некоторое время, черные циркачи все разом, снова будто по неслышной команде, остановились и собрались вместе. Но не хаотичной толпой, а четким строем. В туманной дымке призрачного утра понесся низкий, четкий ритм барабанов, и строй циркачей ожил.
Это был самый необычный, мрачный, пробирающий до костей и в то же время впечатляющий групповой номер, в котором не было отдельного «я», были только идеальные детальки одного целого организма, точно знающие, что и как им делать, чтобы перед зрителями складывался удивительный живой пазл, который отличала та же резкость и агрессивность в движениях, что и каждого отдельного циркача. Кто бы ни делал эту постановку, он был настоящим талантом! А уж если представить себе, как это будет выглядеть в сценических костюмах, со световыми эффектами и музыкой! Ух!
Чем дольше Кристина смотрела, тем лучше начинала видеть общий замысел номера. Похоже, циркачи показывали что-то вроде сражения двух армий, только не «стенка на стенку», а нечто намного более эстетичное и хореографически продуманное. Эти отдельные группы, перемещающиеся только подчеркнуто вперед или назад, эти резкие броски по диагонали, после которых стоявшие на пути одной группы циркачи падали на землю… Да это же битва на шахматном поле! Завораживающая, посылающая вибрации самой настоящей опасности и притягивающая своей жесткой красотой!
У Кристины перехватило дух. Предполагалось, что циркачи генерируют максимальную энергию во время представления на арене перед публикой. Если «Обскурион» сумел создать такое напряжение прямо здесь, на обочине дороги, без костюмов, реквизитов, света и музыки, то каков же будет эффект под куполом шатра, перед зрителями? Да, если «Обскурион» всегда заканчивает свои шоу именно так, неудивительно, что у них никогда не бывает удалений. Перед таким напором этой яркой, требовательной, пугающей и одновременно захватывающей энергии представления не устоит ни один даже самый утомленный жизнью зритель.
Глянув по сторонам, Кристина увидела, что все циркачи «Колизиона», как и она, не сводили глаз с происходящего. На одном из грилей печально догорал бекон, а нахальный голубь уселся прямо на забытую Кристиной тарелку с тостом и сейчас беспрепятственно клевал хлеб. В глазах циркачей отражались те же трепет, восторг и смущение, которые испытывала Кристина; их «Колизион» внезапно стал казаться сирым и убогим дальним родственником из глухой провинции, который что-то там пытается изобразить в своей самодеятельности, а настоящие профессионалы – вот они, перед ними.
Групповой номер закончился моментом «живой фотографии» – каждый из циркачей замер в своей позе и держал ее несколько долгих мгновений. Впечатляющая человеческая композиция постояла так немного, а затем снова, словно по команде, рассыпалась. Раздались смешки, возгласы и приветствия, наэлектризованная атмосфера разрядилась, напряжение, витавшее в воздухе, спало.