– Я уверена, что она не имела в виду последний, как… последний, – замечает Викс. – Просто ей девяносто пять.
– Девяносто четыре. – Я испытываю некоторое удовлетворение от того, что подруга немного ошиблась и что я знаю о своей бабушке нечто, чего не знает она. Пусть даже ей и звонят по телефону.
– Точно. – По ее осунувшемуся лицу вижу, что Викс неловко, и это заставляет меня почувствовать себя виноватой. На самом деле, она заслуживает этой поездки больше, чем кто-либо из нас. Просто… легче быть рядом с человеком в тяжелый для него момент, когда в твоей собственной жизни все идет как по маслу. А в моей в данный момент все совсем не радужно.
Я проверяю, нет ли сообщений от Оливера или детей. Беспокойство переполняет меня, как пчелы – улей. Возможно, мне следовало в последнюю минуту отказаться от плана взять их с собой. «С глаз долой – из сердца вон» неприменимо, когда до вас рукой подать.
– Ладно… Кстати, я видела твой последний пост, Дарси, – начинает Викс, и я вижу, что она пытается отвлечь меня от своего телефонного разговора с моей бабушкой. – Это было так трогательно. Ты потрясающая! Скольким людям ты помогаешь!
– О, спасибо! – Она о моем аккаунте «The Fertility Warrior»[12]. Я опубликовала этот пост неделю назад, но мне кажется, что с тех пор прошли годы. Я вылила в нем свои мысли о том, что значит чувствовать себя неудачницей в глазах своего мужа. Быть той, кто обещал ему подарить новую жизнь, но чье тело не желало сотрудничать. Я написала его как раз перед тем, как узнала, в чем еще подвела мужа.
– Сожалею, что не знала, через что тебе пришлось пройти, – произносит Викс.
– Да. – Я подавляю гнев и беспомощность, которые все еще бурлят даже сейчас, когда у меня двое здоровых, красивых детей. – Ну, ты не могла. Вот почему я пытаюсь расширить аудиторию. Представьте, что вы изо всех сил пытаетесь забеременеть, а всего в нескольких кликах – вдохновляющие истории женщин, которые стали матерями, имея такие же шансы, и врачи, которые могут помочь, которые не откажут вам только потому, что у вас низкий уровень ФСГ… – Я складываю руки на коленях.
– Ты многим поможешь, увеличив охват аудитории, – кивает Джейд. – Слушай, а что было на той встрече с инвестором, с которым тебя познакомил Себ? Ради которой ты летала в Вашингтон? Я совсем забыла спросить.
Я стараюсь, чтобы мой голос звучал непринужденно.
– Не сработало.
– О, ну что ж, инвесторы выстроятся в очередь, просто подожди. Твоя работа важна и необходима, Дарси. Общение с женщинами, проходящими тот же же тернистый пусть…
– Спасибо, – отвечаю я бодро. Я просто не вынесу, если она перейдет к шприцам, врачам и прочему. Я вижу Джейд в зеркале заднего вида, удивленную, может быть, немного обиженную. Ее поразительные глаза – правый прозрачно-голубой, как лед, левый темно-синий, переходящий в карий, – идеально подведены черным, как и ее волосы, цветом. Все в ней, кроме глаз, темное и угловатое. Несмотря на то, что я свободно владею французским в отличие от Джейд, она тем не менее куда больше похожа на типичную француженку, нежели я. Я всегда этому немного завидовала.
– Эй, Дарси, ты в порядке?
– Мы на месте! – объявляет Раф, прежде чем я успеваю ответить. Я позволяю вопросу Джейд испариться и вижу, как она ломает голову, стоит ли его повторить. В конце концов, она молча взбивает волосы, придавая им объем у корней, так что укладка становится еще совершеннее, чем обычно.
Мы сворачиваем направо на грунтовую дорогу, окруженную соснами, с французской версией киоска с лимонадом, поставленного местными детьми. Они продают разливной Diablos – домашний лимонад, смешанный с небольшим количеством сиропа Teisseire. Рекламная вывеска развевается на ветру; проезжая мимо, мы машем им рукой. Дорога, к счастью, такая же, какой была всю мою жизнь, струится вдоль древних каменных стен, покрытых мхом. Сейчас мы у подножия горного массива Альп, примерно в полутора милях от Сен-Реми. Этот город с шикарными бутиками и ресторанами, а также грандиозным рынком, открывающимся каждую среду, часто называют Прованский Хэмптонс. Здесь, за городом, тихо, но до Арля, Авиньона, Экс-ан-Прованс и Иль-сюр-ла-Сорг меньше часа езды. Или до виноградников в Шатонеф-дю-Пап. Или можно просто отдохнуть в шато и выпить cafe au lait[13] на террасе.
У меня перехватывает дыхание, когда мы с грохотом подъезжаем к воротам, на которых витиеватым шрифтом написано Chateau du Platane. Чуть ниже – наш фамильный герб, свирепые львы, отлитые из бронзы, заставляющие любого нарушителя частной собственности дважды подумать, прежде чем действовать. Ворота распахиваются; сейчас они управляются пультом из машины, но десятилетия назад, когда летом меня доставляли в шато, работник должен был прийти с ключом, чтобы впустить меня. Мы проезжаем через ворота, мимо виноградника, которым наша семья все еще владеет, но больше не управляет, к огромному дому из бледного камня, при виде которого я мгновенно чувствую себя маленькой. Особняк был построен в начале семнадцатого века, примерно в то же время, что и Версальский дворец, для загородного уединения знатной провансальской семьи, из которой происходил мой дед. Дом роскошный, внушительный, именно об этом я предупреждала Джейд и Викс, прежде чем впервые привезти их сюда двадцать лет назад. Это не теплое и не уютное местечко; здание больше похоже на замок из сказок, где детей растят слуги. Я помню, как глаза моих друзей полезли из орбит, как Викс сказала, что «роскошный» слишком слабое слово, чтобы описать раскинувшуюся перед ней картину. Я ее понимаю, тот же благоговейный трепет я испытывала в детстве, когда каждый июнь приезжала сюда, чтобы провести лето с бабушкой и дедушкой.