Она проводила меня до моей машины, и я призналась, что планирую предать огласке истинную причину смерти Ренье. Она была разгневана и сжала мое запястье так сильно, что остались следы. Если во время нашей встречи моя интуиция молчала, то теперь я была абсолютно уверена, как мне нужно поступить.
Я сказала Арабель, что не могу оставить Дарси один на один с ней. Не могу перед смертью не предупредить внучку. Я объяснила, что, если она примет ситуацию спокойно, я призову к снисхождению любого прокурора. Я заявлю, что она была ребенком, что ее спровоцировали.
Тогда она разбушевалась из-за своей карьеры, из-за того, как все это будет выглядеть, как это повредит ее бренду. Она пообещала, что не будет охотиться за нашими деньгами. Я объяснила, что это не имеет значения. Я уже приняла решение. И я сказала, что написала тебе это письмо, так что ей лучше не выкидывать никаких фортелей.
Но я солгала. Я пишу это письмо только сейчас, все еще потрясенная нашей встречей.
Мне страшно, моя дорогая. Но я Демаржеласс. В этом имени заключено зло, но вместе с тем твердость. И я не отступлю сейчас, ради Дарси и ради тебя. Я знаю, что даже ты не будешь в безопасности после того, как я уйду. Никто не будет в безопасности.
Люди не меняются. Я видела, как она толкнула Ренье, бессердечно, не испытывая угрызений совести. Неважно, кем он был, что он сделал, ее поступок – это неприкрытое зло. И я боюсь представить, сколько еще зла у нее в запасе. Пожалуйста, прости меня за все. И сделай то, что должно.
Со всей любовью, Серафина.
Глава тридцать девятая
Арабель
Я действительно задумываюсь, не доведет ли все это Дарси до такой степени, что мне не придется ее убивать. Что у нее случится сердечный приступ или нечто в этом роде. Она хрупкая, как фарфор. А фарфор легко бьется. Просто на нее никогда не давили слишком сильно, чтобы она сломалась.
Прошлой ночью, лежа в постели, я мысленно прокручивала ситуацию. Джейд и Викс собирались утром в санаторий Ван Гога. Mamie сказала, что будет отдыхать, она все еще слаба после нападения. В жизни бывают определенные моменты, когда необходимо действовать. Я поняла это много лет назад, когда Ренье стоял на краю бассейна, весь такой ликующий из-за дурацких стоек Дарси на руках.
Прошлой ночью я осознала, что Дарси захочет бороться теперь, когда все выяснится. И что я буду противостоять ей. Финальная, смертельная схватка.
Она хватается за грудь, тяжело дыша. Может быть, у нее действительно сердечный приступ. Как это впишется в мое повествование, что я убила ее в целях самообороны? Я что-нибудь придумаю.
– Ты… ты…
– Я, я, – издевательски повторяю я.
Возможно, это звучит бессердечно. Что ж, так оно и есть.
Просто ты пытаешься жить всю свою жизнь в тени настоящей внучки. Любимой внучки. Той, которая получает все самое лучшее, любовь своих бабушки и дедушки. А потом ты обнаруживаешь, что вопреки тому, что тебе говорили, у тебя есть дедушка, живой и здоровый. Черт возьми, он даже знает о тебе. И ему все равно. Он не удостаивает тебя даже взглядом. Когда ты проходишь мимо него в коридоре, кажется, что тебя там вообще нет. Ты незаконнорожденная внучка. Пятно на его добром имени. Напоминание о зле внутри него.
И только на этой неделе, когда я убила Серафину, после безрезультатных поисков ее письма к Mamie в сейфе, я обнаружила в шкафу картину с конвертом, адресованным Джейд. Я была заинтригована и, конечно, хотела убедиться, что внутри нет ничего, что могло бы выдать меня. Я сообразила, что могу принести свою находку в эту комнату. Я была уверена: полиция не станет проводить в ней обыск. Вместе с половиной той записки, что Серафина пыталась спрятать в своей постели, изобличая меня. Разумеется, я обнаружила ее после убийства. Я разорвала листок, оставив на месте только окончание записки. О, эта другая половина была хороша! Я сразу сообразила, что она поможет повернуть расследование в нужном мне направлении.
Позже, когда я прочитала письмо, адресованное Джейд, меня как громом поразило.
В конце концов, оказалось, что Дарси не была настоящей внучкой, кровной внучкой Ренье. И он знал это. У него была только одна внучка по крови. Я! И он никогда не признавал меня.
– Он заслуживал смерти, – бросаю я Дарси. – Я никогда не жалела, что сделала это. Просто, чтобы ты знала.
Она закашливается, тяжело дышит. Я наблюдаю за ней. Даю ей возможность осознать ситуацию. Она так же, как и я, знает, что часы тикают.