– Я больше не хочу чувствовать себя никчемной. Беспомощной. Может быть, я смогу что-то сделать, чтобы привлечь внимание к проблеме. Смогу бороться со всей этой ненавистью. Возможно, у меня получится собрать средства и попытаться помочь беженцам. Может быть, я поеду туда, где во мне нуждаются, туда, где людей преследуют. И, может быть… – Я отвожу взгляд от папы, смотрю на американскую конституцию, гордо висящую над его столом. Вся его ненависть к своему прошлому и стране, которая, по его мнению, предала его, трансформировалась в любовь к стране, которая его приняла, где он смог жить в безопасности. Хотя безопасность, как я знаю, относительна. Подозреваю, что с того дня, как папа потерял своих родителей, он ни минуты не ощущал себя защищенным.
– Может быть, я захочу взять уроки французского, папа, – наконец говорю я и чувствую, как что-то ослабевает внутри меня от этого признания. – Вернуть себе часть нашего наследия – моего наследия.
Когда я заканчиваю свою речь, я слышу, как все высокопарно и возвышенно это звучит, как неправдоподобно.
И все же я чувствую в самой глубине души, что это правильно. Что это правда. Что каким-то образом я собираюсь двигаться вперед с другими приоритетами и найти новый способ изменить ситуацию.
– Я собираюсь прогуляться, – внезапно говорю я.
Выражение лица папы меняется. Если я остановлюсь, если подожду двадцать секунд, я увижу его реакцию. Пойму, как он относится к предложенному мной плану, одобряет ли он полностью, или только наполовину, или считает его совершенно абсурдным.
Но я не хочу знать, что он думает. На этот раз мне действительно неважно.
Я выхожу на Джеральд-авеню, улицу, где выросла, хранящую так много воспоминаний, что порой это все равно что шагнуть в густой, пронизывающий туман. Я не знаю, куда иду. Я могла бы отправиться домой, но Себ в офисе, дети все еще в лагере. Я могла бы зайти в студию, но не думаю, что смогу спокойно смотреть на всех этих подтянутых женщин, ежедневно воюющих со своими лишними двумя килограммами.
Я и есть такая женщина.
Мой разум безутешно цепляется за эту мысль. Все эти годы, вся эта работа… Неужели я позволила этому просто утечь сквозь пальцы? Исчезнуть? Во имя чего?
Мои мысли улетучиваются, когда мой взгляд натыкается на Макдоналдс дальше по улице. Тот самый, в который я ходила каждую неделю, когда была совсем маленькой, чтобы купить «Макфлурри».
Внезапно я направляюсь туда, ускоряясь, практически влетаю во вращающуюся дверь. Там небольшая очередь, и пока я жду, тысячи воспоминаний возвращаются ко мне, цепляясь за меня. Мне восемь лет, я после урока игры на пикколо, сжимаю в руках черный кейс. Сразу после одного из эпизодов с моим отцом, когда он швырнул фарфоровую тарелку моей матери через всю комнату. Разбитое стекло, застывшие лица моих родителей. Моя мать тогда отослала меня с пятидолларовой купюрой, и я заказала дополнительный топпинг «Орео».
Когда я подхожу к кассе, по моим щекам катятся слезы.
– «Орео Макфлурри», пожалуйста, – прошу я девушку с безразличным лицом, которой на вид не больше шестнадцати.
Тридцать секунд спустя она без всяких церемоний ставит гигантский бумажный стаканчик на стойку. Я расплачиваюсь с помощью Apple pay, и это единственное, что изменилось по прошествии тридцати лет.
Выйдя на улицу, я опускаюсь на скамейку. Отправляя в рот первый кусочек, я сразу же издаю стон. Не могу поверить, насколько это вкусно. Как же давно это было! Я тороплюсь со второй ложечкой. Я изголодалась по удовольствию и одновременно расстроена из-за девушки, которой была мгновение назад. Девушки, которая отказывалась от мороженого.
Как я могла отказываться от мороженого?! Как?!
Я наблюдаю, как слезинка капает в «Макфлурри». Еще слезинка, еще. Еще мороженого, еще.
Мои глаза с трепетом закрываются. Что-то ушло от меня. Что-то ко мне вернулось. Я не могу дать точной формулировки ни тому, ни другому, но могу наслаждаться мечтами, которые сейчас вертятся у меня на языке. Когда-то забытые и похороненные. Теперь возродившиеся!
Глава сорок четвертая
Дарси
Чтобы прийти в себя после недели ужасов в шато, я отправляюсь к морю, в Ниццу. Ирония судьбы в том, что это любимые места Арабель. Я заехала в ее гостиницу, поздороваться с Жанкарло. Он был добр, но молчалив, что меня не удивило. Как бы я ни была шокирована всем произошедшим, я была там, а непосредственное участие позволяет глубже проникнуть в суть. Жанкарло узнал обо всем из вторых рук. Кто может сказать, что легче? Жизнь – это не всегда шведский стол. Иногда вам приходится приниматься за блюдо, которое ставят перед вами.