И тут же вижу, что он снова печатает.
Тот кошмар снова обрушивается на меня, и я снова обмираю, как порой случается посреди ночи. Я не видела пулю, только Рафа, упавшего на пол. Я рухнула на него сверху. Вокруг было так много крови, хаос, смерть. Врач заметил, что, если бы пуля прошла в миллиметре, она задела бы артерию, и он бы не выкарабкался. А Раф, лежащий на больничной койке, лишь изобразил комбинацию улыбки и гримасы и заявил, что пуля попала именно туда, куда должна была попасть по его расчету.
«Практически вернулся к жизни. Даже пытался сесть». Затем появляется селфи Рафа в постели, обложенного подушками. В уголках его глаз заметны морщинки.
Я немного увеличиваю изображение его теплой улыбки и пишу: «Скорей возвращайся к отжиманиям. Если тебе что-нибудь понадобится, я вернусь в шато через пару дней».
– Рафаэль? – спрашивает Сильви, заглядывая мне через плечо. – Садовник?
Я убираю телефон обратно в сумку.
– Да. Хочет убедиться, что со мной все в порядке.
Сильви кивает. Мила отрывает от своей книжки-раскраски очень повзрослевший взгляд. Внезапно она стала серьезным человеком, только все еще маленьким. Если бы Оливер был здесь, я бы рассказала ему об этом наблюдении. Волна грусти накатывает на меня. Он единственный, кто понял бы, что я имею в виду, как мы теряем малышку, которой она была, и обретаем того, в кого она превращается.
– Мама, что насчет мороженого?
Она имеет в виду кафе в паре кварталов отсюда, наш новый дом вдали от дома.
Обычно я бы не стала так сильно баловать детей сладким, но на этом отдыхе каждый день было мороженое.
– Думаю, это очень хорошая идея. Сильви, как считаешь? Мы зайдем в номер и примем душ, а потом сходим поесть мороженого?
– Мороженое! – восклицает Сильви, изображая радость. – Oui.
Мы начинаем собирать полотенца, солнцезащитный крем и разные предметы, принадлежащие детям, в частности, новую деревянную лягушку Чейза. Надо передать одну из сумок Оливеру, думаю я, оглядываясь через плечо, прежде чем вспоминаю и замираю. Я готова принять неожиданную судьбу, выпавшую мне – ни мужа, ни бабушки, но зато есть мои дети, здоровые и красивые, и чудесная Сильви, и даже этот шикарный отель, который я ни за что не смогла бы себе позволить раньше. Моя нынешняя жизнь – это новая колода карт, и я ощущаю страх и грусть вместе с тем чувством, которому не могу дать точного определения, хотя оно и бодрое, как первые весенние бутоны.
Я перекидываю одну сумку через плечо, другую вешаю на предплечье, а затем беру Чейза на руки. Когда мы огибаем бассейн, я снова достаю свой телефон.
Раф ответил: «Ничего не нужно. С нетерпением жду встречи с тобой».
Я смотрю на экран мгновение, затем набираю: «Я тоже с нетерпением жду встречи с тобой».
– Мама, ты купишь сегодня лимонное с имбирем? – спрашивает Мила, несколько раз подпрыгивая на одной ноге, затем, споткнувшись, легко перескакивает с ноги на ногу. Выбор вкусов в этой поездке для нас очень важен. Иногда мы задерживаемся на полчаса, дегустируя и обсуждая. Я целую ее в макушку и, зарывшись носом в ее волосы, глубоко вдыхаю свою новую жизнь.
– Может быть, ангел, или соленую карамель. Думаю, я попробую парочку и посмотрю.
Глава сорок пятая
Арабель
Я знаю, ненависть подобна вулкану. Она может очень долго дремать, прежде чем излиться.
Он отодвигает металлический стул, скрежеща им по линолеуму. Садясь, проводит рукой по своим густым темным волосам.
– Ты гребаная психопатка, – цедит он.
Я не отвечаю, ни один мой мускул не дергается.
Знала ли я, что он придет повидаться со мной? Конечно.
– Я, черт возьми, не могу поверить, что ты пыталась убить ее! – Гнев вспыхивает в этих темно-синих глазах – глазах, в которых я когда-то себя потеряла. Нет. Неправильный оборот речи. Я никогда не теряла себя, ни разу. Я всегда знала, к чему стремлюсь, пусть даже все пошло наперекосяк.
– Да, – просто говорю я, соглашаясь с ним.
– Она мать моих детей, – продолжает возмущаться Олли, его самодовольный вид настолько глуп, что я прикусываю губу, чтобы подавить смех. Он понижает голос. – Ты мне столько лгала!
– Да-а-а? – Я наклоняю голову, глядя на него. – А ты мне не лгал? Ты не говорил, что я и ты – до конца? Навсегда?
– Я говорил серьезно, пока не понял, что ты гребаная психопатка.
Опять это слово. Я чувствую, как от него подергиваются мои веки, трясутся колени. Мои руки, лежащие на бедрах, начинают елозить туда-сюда. Охранник подходит ближе, держа пальцы на пистолете. Я заставляю себя успокоиться.