– Твоя ложь изменила все, – шипит Олли. – Пару недель назад, до того, как я узнал, кто ты есть, я любил тебя. Или думал, что люблю. Возможно, это тоже было обманом. Твоя ложь просто чудовищна.
Сейчас он перешел на такой низкий шепот, что я с трудом улавливаю его слова.
– Моя ложь? – спрашиваю я, недоверчиво, но в то же время почти забавляясь его лицемерием. – О, ты имеешь в виду, что я не рассказала тебе в Горде о том, что сделала с Mamie?
Его глаза сужаются до щелочек.
– Откуда мне знать, что на тебе нет прослушки?
– Прослушки?! – Я хохочу. – Зачем мне это?
– Откуда мне знать?
В мгновение ока я задираю рубашку. Охранник поворачивается и что-то говорит в рацию. Мы в слепой зоне для камеры. Я предвидела этот вопрос.
– Здесь ничего нет, – весело говорю я, опуская рубашку и слегка подмигивая ему.
Я не могу разобрать его взгляд, но в нем точно нет удовлетворения. А ведь когда-то он обожал мои сиськи.
Он молчит, даже не комментирует бинты, наложенные на мои ребра справа. Вместо этого запускает руку под стол, затем заглядывает под него, чтобы убедиться. Он умный, мой Олли. Но не такой умный, как я.
– Что ты там говорил? – Я слегка поддразниваю его. – Про мою ложь.
– Именно, я имею в виду, что ты солгала о том, что сделала со своей бабушкой. И, очевидно, несла чушь о Серафине.
– Вот уж не думала, что ты ощущаешь себя жертвой. Кажется, это я сижу здесь в наручниках.
– Ты говорила мне, что Серафина преследовала тебя, Арабель! Ты сказала, что ее жестокое обращение ты помнишь с ранних лет. Что она била тебя много раз! Что ты была в ужасе, когда она пришла ночью в твою комнату! Ты заявила, что она воплощение зла, что она убила Ренье! Ты сказала, что она угрожала все исказить, что полиция никогда тебе не поверит, потому что Серафина предоставит сфабрикованные ею улики. Ты уверяла, что ее смерть пойдет на пользу нам обоим. – Он наклоняется вперед, его губы больше не издают звуков, он артикулирует, будто я глухая. – Ты втянула меня в это! Ты заставила меня помогать тебе…
Я откидываюсь на спинку стула, скрещиваю руки на груди. Я чувствую запах его одеколона от Шанель – Homme Sport Allure. Мой любимый мужской аромат. Однажды я купила его в подарок для Олли и для Жанкарло. Это единственная ниточка, которая невольно связывает их, не считая меня.
– Помогать?! Ты очень невнятно формулируешь, Олли. Под «помогать» ты имеешь в виду «помогать мне убить ее»? Или, что спланировал все это вместе со мной и держал ее под прицелом, пока я заглядывала в ее сейф в поисках письма, про которое, да, признаю, я солгала, сказала, что оно написано, чтобы подставить меня. Или, возможно, подразумеваешь, что видел, как я убивала ее, и не остановил меня? Полагаю, для подобного поведения существует определение – сообщник. – В отличие от него, я говорю не беззвучно, мой голос звучит достаточно громко. И кажется почти комичным, как он крутит головой, пытаясь заткнуть меня дико сверкающим взглядом, при этом следя за тем, чтобы никто в пределах слышимости не обращал на нас внимания.
– Заткнись, – наконец шипит он. – Заткнись, заткнись нахрен!
Я просто улыбаюсь ему.
– Вот почему ты на самом деле здесь, не так ли? Не для того, чтобы наехать на меня за попытку убить твою драгоценную Дарси. Чтобы прощупать почву. Убедиться, что я не проговорюсь.
– Я ничего не сделал. – Теперь он жестоко ухмыляется, сверкая жемчужно-белыми зубами. – Ты сама так сказала, не правда ли? Не оставляй следов. Ты сказала, что мы не должны говорить об этом после, даже будучи наедине. Мы можем совершить промах. Кто-нибудь может услышать. Если мы притворимся, что ничего не делали, никто не узнает. Так что не пытайся угрожать мне сейчас. У тебя нет рычагов воздействия. Ты ничего не сможешь доказать.
Мое молчание весьма красноречиво.
– Я прав, не так ли? – Но я вижу, что он сомневается.
Я пожимаю плечами:
– Если ты так говоришь. Что ж, полагаю, тогда ты в шоколаде.
Я наблюдаю, как он пытается разобраться, понять мои мысли, но затем выпрямляется.
– Меня поражает, насколько я ошибался в тебе. Все, что ты мне говорила, было ложью. Нам даже не нужно было это алиби, но ты просто проболталась полиции. Ты должна была сказать, что спала в момент убийства, как и другие девушки. Алиби должно было быть на случай, если что-то пойдет не так. Но ничего ведь не пошло не так! У тебя не было мотива убивать ее, во всяком случае очевидного. Никто бы тебя не заподозрил. Все вело к садовнику на основании той записки…