Раньше мне нравились бюстгальтеры-балконеты и атласные топы, водой струящиеся по коже, платья-слипы с завязками на спине. Примерочные были моим любимым местом. Там, в одиночестве, я разглядывала себя в зеркало. Кому-то это может показаться легкомысленным. Может быть, я слишком сильно любила себя.
Что ж, в раке молочной железы нет ничего сексуально. Я больше не хочу быть сексуальной. Все, конец! Так что я купила новые вещи, закрытые, объемные вещи в стиле бохо, и бог знает, я ли это. Джулиет очень мило высказалась о моем гардеробе, а потом спросила, кто за него заплатил. Я знаю, она подумала, что я отвечу «Серафина», но я сказала ей правду. И тогда она принялась говорить очень обидные вещи.
Сейчас, глядя на себя в зеркало, я понимаю, что она была права. Как бы жестоко это ни было, она говорила правду. Увидела ли я что-то неправильное в том, что Арабель заплатила за меня, принимая во внимание, что Серафина финансировала мою жизнь с тех пор, как мне исполнился двадцать один год? По сей день я не уверена, по какой причине она это делала. Она заявила, что в тот самый момент, как мы встретились, она увидела во мне себя. Что она верит в мое творчество. Что она хочет, чтобы я никогда не зависела от мужчины.
Она из другого мира. Другое поколение.
Что бы вы сделали, если бы посторонний человек предложил вам пять тысяч евро в месяц до конца жизни? Вы бы сказали «нет»?
Ради всего святого, вы бы сказали «да».
Черт побери, и я сказала «да».
Джулиет стало известно об этой договоренности лишь в тот момент, когда Серафина пригласила нас всех к себе и позвонила мне, чтобы попросить об одном последнем одолжении перед приездом в шато. Я кое-что сделала для нее, когда мне был двадцать один год, когда Дарси впервые привезла меня в особняк. И теперь я была нужна, чтобы закончить то дело. Джулиет подслушала мой разговор с Серафиной. Она всегда задавалась вопросом, как я могу прокормить себя, продавая всего несколько картин в год за небольшие суммы. Небольшие суммы. Теперь для нее все встало на свои места. Мне всегда было стыдно, вот в чем дело. Потому что в глубине души я думаю, что могла бы добиться в своей жизни большего. А еще я чувствую себя виноватой, потому что почти уверена – у Серафины нет такого же финансового соглашения с ее собственной внучкой. Моей лучшей подругой.
Джулиет потребовала рассказать, о каком одолжении просила меня Серафина. За что я продалась.
Это меня взбесило. Я бы никому и ни за что не продалась!
Но разве все выглядит не так? Когда ты принимаешь деньги, которые не заработал, всегда приходится расплачиваться.
Оглядываясь назад, я думаю, что просто злилась на себя. Потому что я и правда продала себя. И теперь эти занозы впились в мою кожу, а я не могу их достать.
Тогда Джулиет повернула нож. Она поморщилась и сказала, что теперь все обретает смысл. Но дальше она не стала распространяться. Я знаю, мне не следовало спрашивать. Я знаю! Но, конечно, я не сдержалась. Я спросила, что она имеет в виду. Она сказала, что из-за этих денег я стала подходить к живописи без страсти. Именно это слово она использовала. Такие резкие фразы не забываются, они причиняют больше боли, чем мое послеоперационное состояние. Без страсти. Она как будто проникла прямо в мой мозг и затронула мою самую глубокую рану. Я горячо ответила, что страсти у меня в избытке, а она просто сказала: «Может, она у тебя где-то и есть, но похоронена под всеми этими деньгами».
«Все это скоро закончится», – обещаю я себе, вглядываясь в свое, но чужое обнаженное отражение. И что потом?
Затем раздается стук и, прежде чем я успеваю сказать «войдите» или «нельзя», Дарси проскальзывает в комнату. Мои руки рефлекторно прижимаются к груди.
– Ты раздета. – Она отводит глаза.
– Ага.
– За исключением… – Ее взгляд перемещается на мои ноги. – Какие классные сапоги!
– Спасибо. – Я слабо улыбаюсь и снова принимаюсь рассматривать себя.
– Ты хочешь побыть одна? – спрашивает Дарси.
– Что? Нет, – говорю я, а затем мельком замечаю массивный чемодан, все еще упакованный и застегнутый на молнию, стоящий рядом с раскрашенной ширмой. Я колеблюсь. Может, мне стоило сказать «да». Выпроводить ее. Убрать чемодан с глаз долой.
– О’кей, ну… – Дарси странно смотрит на меня.
– Что – ну?
– Ты не хочешь что-нибудь надеть?
– Ой. – Я нервно смеюсь и натягиваю платье через голову.