Меня посещает воспоминание об одном из моих многочисленных телефонных разговоров с Серафиной за все эти годы. После вспышки Дарси в машине по дороге сюда и ее откровения о том, что она не разговаривает по телефону с бабушкой, я не стала признаваться в этом, но мы с Серафиной беседовали довольно часто. Она интересуется… боже, интересовалась… всегда интересовалась моей жизнью. Она хотела знать о моем творчестве, над какими картинами я работаю, обо всех потенциальных покупателях. Мне совсем не хотелось ее подводить, поэтому я приукрашивала действительность. Я не хотела, чтобы она знала, как сильно я нуждаюсь в ежемесячных переводах от нее, какой неудачницей я себя чувствую, когда галереи отказывают мне. Я так же не хотела разочаровывать ее известием о ссоре с Джулиет – Серафина очень меня поддерживала. Но воспоминание, которое всплывает сейчас, более светлое. Я не помню, что меня расстроило, но однажды, разговаривая с ней по телефону, я внезапно воскликнула: «Гребаное дерьмо!» Это просто вырвалось, спонтанная реакция на что-то, что потеряло свою важность час спустя. Возможно, я увидела таракана или счет по кредитной карте. И только потом я осознала, с кем говорю.
– Виктория, леди не подобает так ругаться. – Клянусь, я увидела, как она нахмурилась в телефонную трубку.
– Извините, – пробормотала я.
– Если тебе необходимо выругаться, по крайней мере, говори putain[49].
– Putain? – неуверенно переспросила я.
– Это означает нечто похожее. Но по-французски будет звучать более женственно.
И мы обе рассмеялись. А потом она сказала в тысячный, в миллионный раз, что мне, на самом деле, следует называть себя Виктория, а не Викс.
– Виктория – так утонченно. Викс – звучит как шоколадный батончик!
Я сильно прикусываю внутреннюю сторону щеки. Я никогда больше не буду смеяться вместе с ней и не услышу ее мнения.
– Я боюсь… – Теперь Арабель мнет пальцы. – Что, если Mamie не сможет оправиться от этого? Я совсем не представляю, как она сможет это перенести.
– Она была предана Серафине, – киваю я. – Сколько лет?
– Шестьдесят, – вставляет Дарси. – Она была экономкой моей бабушки по меньшей мере шестьдесят лет.
– Экономкой? – На лице Арабель появляется странное выражение. – Да, она была экономкой Серафины, но ты, конечно, знаешь, чем это обернулось?
Теперь Дарси поднимает заплаканное лицо. Она выглядит разбитой. Мое сердце разрывается из-за моей подруги. Мы должны дать ей что-нибудь – успокоительное Арабель? – пока ждем полицию.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Дарси.
– Ну, я… – Арабель оглядывается на нас, словно мы можем вмешаться, но я понятия не имею, о чем она говорит. – Они были лучшими подругами, твоя бабушка и моя. На протяжении десятилетий. Они стали настоящей семьей.
Дарси выглядит такой же пораженной, как и я.
– Подругами? Но как… С таким разным положением в обществе?! – Когда Арабель кивает головой, Дарси бормочет: – Нет, это невозможно… Бабушка серьезно относилась к традициям.
– Они были лучшими подругами, почти сестрами. – Арабель переводит взгляд на фойе, где в окна пробивается дневной свет. Я пытаюсь переварить это, расставить все по полочкам. Все эти разговоры с Серафиной о Джулиет приобретают новый, мрачный смысл. Не поэтому ли Серафина так заинтересовалась мной? Потому что… почему? Потому что я тоже была одинока? Потому что я нашла свою родственную душу в Джулиет? Потому что на стала для меня сестрой?
– Подруги… сестры… родственные души… – протягивает Арабель. – Меня всегда удивляло, почему твоя бабушка не рассказала тебе. Я чувствовала, что именно этой новостью она собиралась поделиться. В любом случае это правда. Mamie расскажет тебе сама. Твоя бабушка была для моей всем на свете. А моя – для твоей.
Глава семнадцатая
Арабель
Из жандармерии к нам прислали двух офицеров, мужчину и женщину. Mamie спит наверху, и офицеры согласились ее не беспокоить до того момента, пока не понадобится допросить и ее. В результате в гостиной, где мы веселились всего несколько часов назад, находимся мы вчетвером и Раф. Комната вернулась в первозданный вид. Перед тем, как лечь спать, мы с Дарси прибрались. Джейд отключилась, и я не удивилась, что Викс исчезла, когда пришло время уборки. Она прекрасна во многих вещах, но склонна ретироваться, когда речь заходит о домашних хлопотах.