– Я не знаю… – Дарси трет глаза и вяло оглядывается по сторонам. Она напоминает мне безжизненную куклу. Набитую тряпичную куклу. Ей нужно поспать. Когда дети были маленькими и капризничали, я говорила им, что сон лечит все, после дневного сна вы проснетесь с новыми силами. Хотя в данном случае сон вряд ли поможет. Он только отсрочит срыв. Ничто не вернет Серафину и не изменит тот факт, что у Арабель роман с Оливером – серьезно, я готова убить эту девушку.
Неправильный выбор слова.
– Давай, милая. Передвигай ноги. Твоя кровать зовет тебя.
Арабель разумно молчит. Викс, однако, вмешивается, встает.
– Давайте я тоже пойду с вами.
– Нет, – шепчет Дарси. Мне приходится почти напрягаться, чтобы расслышать ее. – Только Джейд. Хорошо? Прости, Викс. Я просто… это слишком… только Джейд. – Она кладет голову мне на плечо.
Должна признать, мне приятно это слышать. В этой поездке между мной и Дарси происходили какие-то странности, которые я не могу объяснить. Теперь похоже, у нас с ней все в порядке, в отличие от всего остального.
Викс опускается обратно на диван. Я вижу, что ей больно, но она все понимает и готова поставить подругу выше своего эго.
– С тобой все будет в порядке, Викс? – Я не смотрю на Арабель. Не могу. Я так зла. Но я осознаю, что произошло убийство. Похоже, это сделал Раф, и мы в безопасности, раз его увезла полиция. Верно? Хотя кто его знает. У меня в голове настоящая каша.
– Да. Я в порядке.
Мы с Дарси направляемся к двери, и тут меня посещает мысль, я оборачиваюсь.
– Девочки, – говорю я.
– Да? – откликается Викс.
– Если пойдете в свои комнаты, заприте дверь. Ну, знаете… чтобы быть в безопасности.
В тишине эхом отдается то, чего я не сказала. Чтобы быть защищенным… от одного из нас? Рафа здесь уже нет, да. Он, очень и очень вероятно, и есть преступник. Но все же.
– Конечно, – соглашается Викс. – Думаю, это разумно.
Это не то, чего я ожидала. Это совсем не то, чего я ожидала от сегодняшнего дня.
В итоге Дарси спотыкается в фойе, и я, подхватив, несу ее в постель. Она такая миниатюрная; все равно что переносить Сию, когда та маленькой засыпала на диване. Я укладываю подругу в кровать. Ее глаза закрыты, на фарфоровых щеках следы от высохших слез. Я мгновение глажу ее, затем натягиваю одеяло ей на грудь. И вспоминаю девушку, которую встретила почти двадцать лет назад. Я точно помню ее наряд, когда мы столкнулись в вестибюле нашего общежития – черная майка в сочетании с расклешенными красными брюками и массивными черными платформами. Пока мы разговаривали, она теребила свой топ, разглаживая его на животе, и у меня мелькнула мысль, что она не осознавала, насколько великолепна. Ее красные брюки и волосы создавали ощущение, что она – огонь. Но я быстро поняла, что она вовсе не такая. Она была милой девушкой, с которой я всегда чувствовала себя как дома. А потом я узнала ее полное имя. Дарси Демаржеласс. Неужели она – та, кого я искала, поданная мне на блюдечке с голубой каемочкой?
Я прощупала почву, уточнила, почему для учебы за границей она выбрала Авиньон, а не Париж, расспросила о ее семье, и она рассказала о Сен-Реми. Потом я увидела письмо от ее бабушки с гербом, который мой отец много раз рисовал для меня.
Да, это была удача, посланная самим Богом. Или дьяволом.
И все же, несмотря на везение (или его отсутствие), мы с самого начала были настоящими друзьями. У меня никогда не было сестры, и Дарси легко заняла это место. Мы столько пережили вместе. Мы держали друг друга за руки и в лучшие времена, и в худшие. Мы почти никогда не ссорились, но, возможно, в последнее время что-то закипало внутри нас, требовало драки. Я многим пожертвовала, скрывая деяния ее бабушки.
– Джейд? – бормочет Дарси.
– Да, милая. Я здесь.
– Как ты думаешь, Grand-mère страдала?
Я задумываюсь над вопросом. Образ выжжен в моем мозгу – нож, вонзенный в ее сердце.
– Мне кажется, это произошло быстро. Уверена, что первый удар пришелся… – Я хотела сказать, попал в нужное место.
– В ее сердце. Он попал прямо в ее сердце.
– Знаю, милая. Мне очень жаль. Но она была старой. Она… – Я собираюсь сказать, что у нее была хорошая жизнь. Но не могу заставить себя это произнести.
Однако глаза Дарси закрыты, и она молчит. Шторы все еще опущены, и все же в комнату тихо пробирается день. Когда она поспит, все наладится. Вернее, именно это я, или мы все, должны говорить себе, чтобы продолжать жить.
Я стою в нерешительности. Поначалу Дарси будет очень плохо, прежде чем полегчает. Но потом все станет лучше.