– Конечно, ты не жена-сестра, – кивает Оливер. – Я просто… это вроде как случилось само собой, Дарси.
– Хорошо, так чего ты хочешь, Оливер? Кого ты хочешь? – Я удивлена, даже немного напугана собственной прямотой. Моей способностью задать вопрос, ответа на который я боюсь.
Он опускает голову, и я все понимаю.
– Забудь об этом, – произношу я, чувствуя тошноту. – Спишь с ней здесь, у меня под носом. Ответ ясен. – Внезапно мне хочется уйти от него. От всего этого. Мне нужно выйти на улицу, вдохнуть запах розмарина, почувствовать солнце на своей коже. Я думаю обо всех тех случаях, когда мы обнимались на диване, пока я сидела у него на коленях. Лучший вид объятий – он очень высокий, а я очень маленькая, поэтому объятия стоя не совсем удобны. Он и сейчас сидит на диване. Я могла бы забраться к нему. Мое тело немного расслабляется, предвкушая прилив окситоцина.
Но нет. Обнимать его – все равно что покупать поддельную дизайнерскую сумку у уличного торговца в центре города. Никакого удовольствия. Ломается в ту же секунду, как ты ее открываешь.
– Мне просто нужно немного времени, Дарси. Совсем немного времени, чтобы понять, чего я на самом деле хочу.
– Тебе нужно уйти. – Слова звучат более решительно, чем я предполагала. – Вон. – Я указываю на дверь.
– Но, Дарси, после трагедии с Серафиной… Я хочу быть сейчас здесь, рядом с тобой.
– Нет. – Я изо всех сил пытаюсь выразить словами бурю внутри меня. – Единственное, что ты можешь сделать для меня, так это позаботиться о детях. Побудь отцом прямо сейчас, пока я разбираюсь со всем этим.
Оливер медленно кивает. Он хороший отец, вот в чем дело. Даже если его поступок свидетельствует об обратном.
– Ты должна уехать с нами. Здесь небезопасно. Убийца на свободе.
– Он не на свободе. Он в полиции. И я не уеду отсюда. – Я вспоминаю нашу квартиру в Нью-Йорке, о том, как идеально я ее оформила, о том, что нашла лучшие вещи в TJ Maxx и Home Goods. Детская комната, которую я сделала такой уютной и теплой, с маленькими плюшевыми радугами и красивыми цитатами, которые теперь, когда я знаю правду, звучат фальшиво. Это был мой дом, но это был мой дом с Оливером. Теперь его больше нет. И несмотря на все, что здесь произошло, а произошло немало, шато – единственное пристанище, которое у меня осталось.
– Есть вещи, о которых нужно позаботиться, поскольку Grand-mère не стало.
– О-о-о. – Я догадываюсь по его лицу. Деньги. Все это. Кому это достанется, как не мне? – Когда мы сможем поговорить? – уточняет Оливер.
– Не знаю. – Я встаю. – Мы поговорим, когда мне будет, что сказать. Когда ты поймешь, кто тебе нужен. – Я многозначительно смотрю на него, и он прячет взгляд. – Просто… скажи Миле, что я люблю ее. Я не хочу, чтобы она видела меня такой. Позаботься о моих малышах на этой неделе, хорошо? – Я слышу, как мой голос срывается. Часть меня хочет заключить Милу в объятия, разбудить Чейза и никогда их не отпускать. Но сломленный человек – не та мама, которая им сейчас нужна.
– Конечно. Послушай, Дарси. – Я поворачиваюсь. Он смотрит на меня узнаваемым взглядом – «прости». Обычно я не могу устоять перед этим выражением лица. Обычно я уступаю. Обычно я становлюсь все меньше и меньше, пока снова не оказываюсь в его объятиях. Я понимаю, что не была воином. Это просто ложь, которой я себя успокаивала. Я была тенью того, кем хотела быть, и я даже не могу толком понять, кем стала.