– Ты давно о них знаешь? – спрашиваю я. – Ты никогда не говорила об этом.
– Это было не мое дело, – говорит Арабель. – И я умею хранить секреты. Тебе это известно.
Это правда. Она – тот человек, которому можно довериться, если не хочешь, чтобы кто-то еще об этом знал. Всякий раз, когда я откровенничала с ней, она утверждала, что не расскажет даже Жанкарло, и я верила, хотя сейчас нахожу это немного странным.
Мы берем макароны Ancienne. А потом, пока Арабель продолжает болтать с кем-то еще, я прохожу через уголок с медом и чаем, затем мимо полок с нугой, карамелью и фруктовым джемом и останавливаюсь, чтобы задержаться в отделе товаров для дома. Я разглядываю, оцениваю и в итоге хочу купить все великолепные хлопковые полотенца с рисунком toile de Jouy[60], особенно горчично-желтые кухонные полотенца с причудливой пасторальной сценой, которые, к сожалению, не сочетаются с моей городской черно-белой квартирой, заполненной растениями. Поэтому я выбираю белые керамические чашки с надписью «Маленький Марсель» с синими и красными полосками.
Я засовываю упаковку с чашками под мышку и проверяю свои сообщения и Instagram. Мама интересуется, как дела, а двоюродный брат Арни прислал мем. Я ни с кем не обсуждала убийство Серафины, только с подругами, которые пережили это вместе со мной. Единственный человек, которому я хотела бы довериться, – это Джулиет.
Я прокручиваю ее страницу. Последняя опубликованная фотография, где она с собакой, лохматой, черной, уродливой дворняжкой, которая часто появлялась в нашей квартире. Джулиет смеется, уткнувшись в шерсть животного. Я увеличиваю ее сияющую улыбку. Боль такая, будто бы я падаю в заросли кактусов. Беда в том, что иголки кактусов можно удалить, но боль от них будет проходить еще долго.
Встретившись с Арабель у кассы, я вручаю ей поздравительную открытку, которую выбрала на одном из стендов. На ней акварелью нарисована собака с дуделкой-язычком для вечеринок в зубах. «Счастливой годовщины свадьбы!» – гласит надпись.
Она в недоумении переворачивает ее.
– Bonjour! – приветствует она кассиршу и возвращает мне открытку.
– С годовщиной! Я имею в виду тебя и Жанкарло, – многозначительно говорю я. – Ты же знаешь, я помню все даты. Восемь лет назад мы были в Сен-Тропе…
– Да, да. – Она разгружает тележку. – К чему ты клонишь?
– Я хочу сказать, что думала о том, чтобы купить тебе эту открытку, но теперь уже и не знаю, поздравлять тебя с годовщиной брака или с его распадом. Пожалуй, подожду, пока ты не введешь меня в курс дела.
Арабель морщится, выкладывая баклажаны на прилавок.
– Bon, в машине я все объясню.
– Что ты хочешь знать? – спрашивает она, заводя двигатель и кладя указательный палец на рычаг стеклоподъемника.
– Нет, – прошу я, пока мы маневрируем по улицам, направляясь за город. – Не опускай окна. Я хочу слышать тебя. И сбавь обороты. Потому что жить я тоже хочу.
Она слегка улыбается. Убирает палец с рычага.
– Ну, не сдерживайся.
– Не сдерживаться? Ох, Бель, я же не пытаюсь допрашивать тебя. Просто… мне необходимо знать, что происходит. Я имею в виду… Послушай, ты знаешь, что ты моя лучшая подруга…
– Но? – продолжает она.
Мы сейчас на пути к Глануму, мимо проносятся тучные золотистые пшеничные поля.
– Но… – Я размышляю, как бы это сказать. – Дарси тоже моя лучшая подруга. И я просто не понимаю, как ты могла так поступить с ней. Быть с Оливером… в доме ее бабушки.
– Это и мой дом тоже, – тихо произносит Арабель.
Эта фраза словно щелчок. Полагаю, я никогда не задумывалась о шато как о доме Бель. Но, на самом деле, это такой же ее дом, как и Дарси. Может быть, даже больше, в некотором смысле. Она выросла в нем, в то время как Дарси в основном жила в Нью-Йорке с мамой, пусть даже эта жизнь не была идеальной.
– Я знаю, что он и твой. Но, Бель, это Оливер! Оливер – муж Дарси.
– Тебе кажется, я не понимаю? По-твоему, я сделала это нарочно? – Арабель надевает свои авиаторы, но не раньше, чем я с удивлением замечаю, как по ее щеке скатывается слеза. Арабель не плакса. – Дарси мне как сестра, Викс. Возможно, наша четверка действительно еще больше сблизила нас, но мы выросли как сестры. Я обожаю ее. Это правда. Я знаю, ты можешь мне не поверить, но с Олли… просто так случилось.
60
Рисунок Toile de Jouy (дословно – ткань из Жуи) напоминает венецианскую роспись, в основе которой пасторальные мотивы. Как правило, однотонный орнамент напечатан на небеленой льняной ткани и выполнен в синем, красном или зеленом цветах.