Ей повезло, что убийца – Раф. Ей действительно повезло, потому что иначе у меня возникли бы подозрения. Я думаю, любой здравомыслящий человек подумал бы именно так.
– Давайте отдохнем и соберемся позже, – с нажимом произносит Джейд. Ей нравится планировать.
Я не в состоянии утруждать себя ответом. Я даже не потрудилась попрощаться с месье Дево, который, можно сказать, ничего мне не сделал, кроме того, что подарил мне статус очень богатой женщиной. Сейчас я испытываю к нему иррациональную неприязнь за то, что он не уточнил у моей бабушки, почему она столь щедра к Викс и Рафу. За то, что она написала письмо Сильви, а не мне. Будучи последним человеком, близко общавшимся с ней, он тем не менее не обладал никакой информацией.
Повинуясь импульсу, я хватаю булочку из хлебницы в тот самый момент, когда птица подлетает обратно, чтобы наброситься на нее. Мгновение мы боремся, и я выигрываю, вырывая добычу из ее жадного маленького клюва.
Сначала меня переполняет ощущение победы. Потом я осознаю, что испытываю радостное возбуждение оттого, что сумела отобрать булочку у птицы.
Я чувствую на себе взгляды. Взгляды, с которыми не хочу встречаться. Булочка все еще у меня в руке. Я не собираюсь доставлять никому удовольствие, откладывая ее.
Вместо этого, прежде чем зайти внутрь, я заставляю себя откусить от нее большой кусок.
– М-м-м, – тяну я вызывающе, хотя и не уверена, для кого именно.
Но не волнуйтесь, я не откусила ни кусочка от той части, которую клюнула птица. Я не настолько взбешена.
Глава двадцать пятая
Викс
Вздрогнув, я просыпаюсь. В голове крутится сумма в пять миллионов евро. Дарси теперь богатая женщина, но, похоже, я тоже. Протираю глаза, возвращаюсь в комнату. Я спала? Или просто дремала? Мое время, проведенное со словом на букву «р», было убийственно похожим – границы между бодрствованием и сном размывались, поскольку мне было велено отдыхать. Приказано отдыхать. Однако сложно назвать отдыхом время, когда вы лежите на больничной койке или в своей собственной постели, перебинтованная и с колющей болью, отчаянно желая вытащить инородное тело из своей груди.
Мой взгляд натыкается на шкаф, который так ненавидела Серафина. Шкаф ее свекрови. Я думаю о матери Джулиет – очень худой и вечно мерзнущей. Каждый раз, когда я виделась с ней, она куталась в какое-нибудь шерстяное одеяло, хотя в ее квартире жарко, точно в сауне. Она – нытик, она из тех людей, которые серое небо воспринимают как личное оскорбление. Джулиет терпеть не могла ходить к ней в гости, но у них была традиция субботних обедов. Я пару раз присутствовала. Мы сидели за кухонным столом и ели салат нисуаз, приготовленный ее матерью. Всегда салат нисуаз, ровно с тремя оливками на тарелке. Три оливки!? После, сидя в машине с Джулиет, я всегда воздерживалась от комментариев, хотя мне очень хотелось сказать, что люди, которые предпочитают нечетные числа, обычно являются серийными убийцами. У Джулиет могли быть сложные чувства по отношению к своей матери, но никому не понравится, если его мать назовут серийным убийцей.
Мой разум погружается в воспоминания о том, как мы однажды ели пресловутый салат нисуаз и как в определенный момент трапезы мать Джулиет сказала что-то, по моему мнению, довольно раздражающее, но в то же время безобидное. Однако Джулиет это показалось возмутительным.
Я смотрю на шкаф и не могу отделаться от мысли, как это несправедливо, что у меня даже нет злополучной свекрови. Хотя, с другой стороны, у меня есть пять миллионов евро. Эта цифра продолжает крутиться у меня в голове.
Я плохо спала прошлой ночью. Не могу представить, чтобы кто-то из нас спал.
Я голодна. Я взвешиваю все за и против, размышляя, стоит ли покидать комнату. За: я найду еду, предпочтительно овощной суп. Я очень, очень хочу овощной суп. Люди часто думают, что, если ты толстый, значит потребляешь горы углеводов. Я действительно ем углеводы в разумных количествах, но это всего лишь мое тело. Оно делает то, что хочет. Вы думаете, я просила его о раке? Хотелось бы, чтобы люди поняли это, особенно те, кто относится к своему телу как к вещи, которую нужно выпороть, если она выходит за рамки дозволенного. Тела просто делают то, что им заблагорассудится, не советуясь с людьми, которые живут внутри них.