От городца отделился всадник и поскакал навстречу прибывшим. Драгутин при неверном свете факелов опознал в нем боярина Воислава и поднял предостерегающе руку, дабы боготуры не вздумали ненароком меткость свою показать.
– Здрав будь, боярин Драгутин, – улыбнулся Воислав, – и вы здравы будьте, боготуры.
– Вузлев вернулся? – спросил у Воислава Скора.
– Пока нет, но от Перуновых волхвов был человек с вестью, что «белые волки» явятся в срок.
Всех бояр, присланных великим князем Яромиром, Драгутин знал в лицо и не сомневался в их расторопстве. На дружное боярское здравствование не менее дружно отозвались боготуры. В сохранившемся очаге старого жилища горел огонь, подле которого волчком вертелся суховатый человек и ходили неспешными шагами три дебелые женки. По запаху, доносившемуся из огромного чана, Драгутин понял, что без горячего ужина их не оставят.
– Расстарался, Лепок, – похвалил человека Торуса. – Коли и коней наших не обидишь, то быть тебе обласканным не только князем Всеволодом, но и мною.
– Ловлю тебя на слове, боготур, – отозвался от очага тивун. – Подарок от тебя с первой же добычи.
Расторопство Лепка смехом одобрили и боготуры, и бояре, а Торусе деваться некуда – надо дарить, коли напросился.
– Отчего же только Лепку подарок? – подала голос от очага раскрасневшаяся женка. – Неужели мы даром в этом глухом углу ноги бьем?
Стряпуха была ничего себе: и в теле, и ликом приятна, да и годами не старее Торусы. Потому боготур, оскалив зубы в улыбке, подмигнул ей озорным глазом.
– Женкам только за отбитые ноги подарков не дарят. Тут иную службу надо справлять.
– Ишь прыткий какой! – притворно обиделась стряпуха. – Если каждому служить, так изотрут начисто.
– А зачем же каждому? – удивился Торуса. – Ужель меня одного тебе будет мало?
Смех смехом, но дело свое стряпухи знали. Бояре и боготуры отдали должное приготовленному со старанием ужину. Ни вина, ни меда на столе не было, дело предстояло нешуточное, и вершить его следовало на трезвую голову.
– А чей это городец? – спросил у своего соседа боготура Брайко боярин Забота, самый степенный из присланных князем Яромиром Даджбоговых ближников. – И почему брошен?
Боготуры с боярами сидели за столом вперемешку, в знак доверия друг к другу, но беседа завязывалась с трудом. Люди собрались между собой незнакомые, а потому и слова, да еще на трезвую голову, неохотно шли с языка.
Боготур Брайко на плечистого соседа покосился дружелюбно, но с ответом затруднился, лишь руками развел, едва не смахнув при этом на колени сидевшего ошуюю боярина Ратибора чашку с дымящимся варевом. Чашку удержал Торуса, так что все обошлось без ущерба для боярских ног.
– Этот городец построен был в давние времена, – вмешался в разговор юркий Лепок, – а разрушен лет, может, пятьдесят назад. Владел им человек по имени Листяна, а по прозвищу Колдун. Всю округу Листяна Колдун держал в страхе. Были слухи, что и над бесами он властвовал, и над иной темной силой. На славянских богов восстал Листяна. За что и сражен был молнией Перуна прямо в своем логове. А всех его служек подрали «белые волки». Они разрушили этот городец и запретили людям селиться в его окрестностях. А Листяна, сказывают, после удара молнии черен стал, как сажа из этого очага, и в великих мучениях ушел из этого мира в Страну Забвения.
– Место выбрали, однако, – хмыкнул Ратибор, – тут нечистых, наверное, немерено.
– Если в этот городец попала стрела Перуна, то всех нечистых отсюда божественным огнем выжгло, – сказал Драгутин. – Так что чище этого места в округе нет. Да и не страшна нечисть ближникам славянских богов.
– О встрече в этом городце боготур Вузлев с «белым волком» Божибором договорились, – пояснил Лепок. – А мое дело маленькое, что скажут, то исполняю.
– Хорошо исполняешь, – сказал Драгутин и бросил на стол четыре гривны серебром. – Это тебе и стряпухам за труды, а нам на удачу в благом деле.
Лепок от такой щедрости потерял дар речи, а стоявшие у очага стряпухи слабо охнули. Стряпухи столько серебра отродясь в руках не держали, а Лепок если и держал, то только перед тем, как в княжью сокровищницу ссыпать.
– Многие лета тебе, боярин Драгутин, – сломался в поклоне приказный. – Щедрая душа славянским богам в радость.