— Пожалуйста, откройте рот.
С обречённостью пациента стоматолога повинуюсь. Ох, и редкостная же гадость, обильно приправленная ментолом. Ненавижу мяту! Но, штука всё-таки действенная — голос пробился, хотя и осипший.
— Пожалуйста, назовите себя для протокола.
— Пермин Виктор, волонтёр, специализация — терраформинг, техник вспомогательной аппаратуры четвёртого класса. Идентификационный номер…
— Достаточно, спасибо.
— О! А я думал уже дойдёт до сканирования сетчатки и дактилоскопирования, а то и сверки ДНК, — ворчу я, натягивая на себя бельё.
— Простите, это стандартные требования, необходимо убедиться в вашей вменяемости. Длительный анабиоз, к сожалению, в малом проценте случаев приводит к необратимым изменениям мозга.
Или что-то вроде этого. Машины всегда так делают — говорят банальные вещи. Ну, мой мозг вроде бы оказался в порядке.
Спрашиваю:
— Где остальные?
— Большая часть команды ещё в капсулах.
— Ещё в заморозке? Но кто-то уже проснулся. Где они?
— Сожалею, но они предпочли уйти.
— Куда уйти? Мы разве уже приземлились? По протоколу минимум половина команды должна быть поднята ещё до прибытия.
— Нет, корабль ещё в глубоком космосе.
— Тогда куда к чертям собачьим кроме этого космоса они могли уйти?!
Машина тактично молчит, а в моей башке начинает с треском продираться к выходу мысль, всё объясняющая.
— Сколько? — еле выдавил я из себя, понимая, что та недавняя паника, это всего лишь «ласковая прелюдия».
— Пятьдесят семь лет и три месяца, — хладнокровно объявила приговор машина.
Дни, часы и минуты я уже не расслышал — завис. Не знаю, насколько. Когда очухался, поймал себя на том, что неосознанно дёргаю туда-сюда молнию своей робы. Дурацкая привычка! Да и расклад дурацкий! Анабиоз всё ещё экспериментальная технология и, конечно же, каждый из волонтёров осознано шел на риск — можно было не проснуться вовсе. У очень малого количества испытуемых во время отходников после стазиса отказывали органы, причём, чаще мозг. А иногда, в какой-то непредсказуемый момент спячки, система жизнеобеспечения отслеживала сбой, который требовал немедленного пробуждения, причём, назад в ящик со льдом человека больше не запихать, организм уже не выдержит. Собственно, риск небольшой, даже после первых испытаний был всего три процента. Но когда те три процента, это ты — меняется абсолютно всё. Осознавать себя медведем-шатуном посреди зимы, которая будет длиться ещё пятьдесят семь лет с хвостиком, не очень-то приятно. Ещё пятьдесят семь чёртовых лет корабль будет везти свой сонный экипаж до нового дома, а я, горе-колонизатор, уже его лишился просто потому, что не вовремя проснулся!
Примерно такова моя история. Считать овец бесполезно, стазис более невозможен. Я выпавший из набора синий кубик. Лишняя деталь. И теперь передо мной стоит тот же выбор, что и у моих несчастных предшественников. Причём, выбор до тошноты очевидный. Каждый из них оставил предсмертную записку, и я тоже сейчас сижу и пишу весь этот бред, ступая по их следам. Конечно же, на борту всё протоколируется, и ничего не стоит поднять запись моего пробуждения и всего остального, но в каждом человеке в определённые моменты возникает непреодолимое желание словоблудить письменно. И я уверен, что обязательно найдутся какие-то странные люди, которые захотят это прочитать.
Философия, мать её! Кто-то из людей сказал, что философия, это попытка в старости объяснить, почему ты так бездарно профукал свою жизнь. Я отнюдь не умудрённый маразмом старец, но в данной ситуации это про меня. Очень старит перспектива увидеть цель своей жизни только через пятьдесят семь лет. Конечно, при нынешней медицине, да и с особыми космическими технологиями, я проживу ещё лет сто. Моя проблема и не в еде и прочих ресурсах. Ведь это ковчег, несущий жизнь в новый мир. Обеспечить существование пару тысяч колонизаторов его первоочередная задача. Проживание на борту полсотни лет даже четверти экипажа не нанесут урона. Но пятьдесят семь лет одиночества и безделья, это просто невозможно. Так что выбор стоит только в способе — безболезненный укол или в шлюзовую камеру. А может нацепить скафандр и продлить агонию, наслаждаясь видами за бортом? Так поступил один из трёх моих братьев по несчастью. Впрочем, не думаю, что он дождался, когда закончится кислород, сдёрнул шлем куда раньше. Нет, пустоты мне хватает и тут…
Пятьдесят семь лет одиночества, впустую потраченных лет… Но почему потраченных? Ведь я их ещё не потратил. Время ещё не истекло. Так что к чёрту всё это! Запасы кислорода большие и возобновляемые. Вода по замкнутому циклу. Пища растительная и животная в разнообразии. Ещё не уточнял, в каком состоянии гидропонные и кислородные сады на борту, но знаю, что там всё путём. Сейчас биосфера ковчега должна занимать где-то пять-семь процентов основных площадей. По мере надобности расконсервирую остальные. Часть зверинца обслуживается автоматически, часть резервом в заморозке, для подновления генофонда особи периодически берутся из этого резерва. И это не считая тех, которые хранятся для заселения новой планеты. А помимо этого есть субконсервы и концентраты, или на худой конец можно что-то вырастить в лаборатории, в ней всевозможных дрожжей и плесеней хоть отбавляй. Для жизни предусмотрено всё и нас учили этим пользоваться. И пусть я не квалифицированный биолог, но справлюсь, автоматика мне поможет.