— А вечером?
— Что?
— Вечером рассмотрел монету?
— Да я забыл про нее, Михаль! Я так устал с тем конем, что едва ноги таскал. Потом еще эти осы проклятые, — Чэсь коснулся щеки. — Так больно — о чем угодно забудешь…
— Короче, ты ее потерял.
— Выходит, так, — виновато потупил голову Чэсь.
— Вспомни, где ты вчера или сегодня сидел или лежал?
— Да нигде! Только на чердак слазал, к осам, и сразу — спать. Только… — Чэсь вспомнил, как сегодня Оксана позорно свалила его. — Нет, нигде.
— Дырки зашивать надо, лопух, — упрекнул Михаль. — Как у тебя хватило ума положить монету в дырявый карман? И как монета не выпала оттуда сразу же? Ты же босой был?
— Босой… — Чэсь вдруг остановился, посмотрел на Михаля странными глазами.
— Ну, вот. Если бы монета выпала, она бы тебя ударила по ноге. Разве ты не слышал?
— Стой! Все правильно! — на радостях Чэсь хлопнул друга по плечу. — Вспомнил — никакой дыры в кармане не было, так и шортов не было! Я в трико был! А вечером, когда я уже спал, мать забрала трико стирать, а мне положила шорты. Сейчас вспомнил: рубашка эта самая была, а вот брюки… — все не мог угомониться Чэсь.
— И ты полдня не знал, что ходишь в других штанах?
— Посмотрел бы я на тебя, если ты так устал! Да и осы…
— Хорошо, хватит об осах. Где твое трико теперь?
— Видно, мать постирала уже. Висит и сохнет.
— Да не само трико, — обозлился на его тугодумство Михаль, — зачем мне твое трико? Монета где? Может, мать потеряла ее, когда вытряхивала одежду!
— Действительно, я об этом и не подумал, — испугался Чэсь. Второй раз за один час потерять монету было бы для него слишком.
— Садись! — скомандовал Михаль.
Он разогнал велосипед, Чэсь, пробежав немного сбоку, схватился за руль и прыгнул на раму. Улочка бежала вниз. Через несколько минут ребята уже влетели в Чэсев двор.
Посреди двора стояли корыта, от которых поднимался пар. Пахло стиральным порошком. Чэсева матери, согнувшись, трудилась над бельем; кусок хозяйственного мыла ее руке так и шуршал по рифленой доске. Почти все веревки, натянутые в конце двора между двумя грушами, были заняты вымытым, прополосканным бельем. Около корыта осталась лишь небольшая кучка какого-то тряпья.
Ребята бросились туда и — вот радость! — трико! И монета на месте, в заднем кармане.
Чэсь протянул монету другу:
— Ну, а ты не верил?
Мать удивленно смотрела на них, потом начала ворчать устало:
— Сколько раз говорила: проверяй карманы перед стиркой… А если бы размокло то, что вы искали?
— Нет, это не размокнет! — счастливый Чэсь показал монету и матери.
— Ты бы лучше помог, лентяй, чем шляться целый день… Хотя бы вымытое прополоскать сходил на реку, или выкрутить помог, — на мать монета не произвела никакого впечатления.
Михаль удивился: ничего себе, «бегать целый день». Это несправедливо было. Чэсь, может, как ни один парень из поселка никогда не бегал от домашней работы, всегда помогал дома.
— Давай, прополощу, — ухватился он и сейчас.
— Да иди уж, играй. Пока дождешься, сама скорее сделаешь. Да к осам снова не влезь!
— Чего это мать на тебя? — спросил Михаль, когда они отошли. — Я дома и половины не делаю того, что ты.
— Нет, это она так, для «связки слов», — ответил Чэсь. — Она хорошая.
Они прошли двор, зашли за сарай, что прилепился с краю заборчика, разлеглись на мягкой траве. Отсюда открывался вид на луг и на красавицу Березину, что делала в этом месте плавный поворот, — тихоплавную, широкую, заросшую с этого — низкого — берега ольхой и ивами. Почти до самой реки спускаются делянки огородов и соток. Сбоку, на невысоком пригорке-кургане, виднеется памятник: обычная вертикальная гранитная плита, по углам — четыре бетонных столбика, соединенные провислыми посередине цепями. На плите, ребята знали, золотой краской сияют слова:
Русским воинам Отечественной войны
Советским воинам Великой Отечественной войны
Слава героям!
А немного дальше, за поворотом реки, где низкий берег понемногу начинает подниматься и становится высоким, крутым, — там, на самом обрыве, надежно скрытый в листьях дуба и ольхи, на ветвях, что переплелись довольно высоко над землей, — их шалаш…
Чэсь рассматривал монету.
— Вон там и нашел, — показал он в ту сторону, где был памятник. — Нет, ты глянь, Михаль, — ну, копия как у Оксаны! Не удивительно, что я попутал. Только в этой монете щербина глубже… Почему же, интересно, Оксана так дорожит этим… как она сказала?