Мама вышла, осторожно локтем прикрыв дверь. Катя почему-то вздохнула. Оксана присела к ней на диван.
Девочки прижались друг к другу и обе молчали. Оксана вспомнила папу: где он теперь? Наверное, еще в дороге. Мчится где-то по темной шоссе «рафик», стучат в стекло капли дождя… Потом она подумала о Кате. Катя богатая, красивая. У нее все есть. Родители ничего не жалеют для нее. Но все равно она часто бывает такая задумчивая, грустная. И что удивительно: Оксана никогда не завидовала ее богатству, никогда даже в мыслях не хотела поменяться с ней местами.
Оксана вспомнила вечер в Поплавах, когда отец рассказывал историю раненого французского офицера, дымился дымокур, а Чэсь такими странными глазами смотрел на нее… А на другой день угостил пчелином медом. Нет, все это интереснее, как-то теплее, живее самые красивых компьютерных игр.
— Завтра я вылечусь, — сказала Катя, словно угадав ее мысли, — и папа наконец отвезет нас к твоей бабушке. Скорее бы!
— Нет! — испугалась Оксана. — Завтра ты, пожалуйста, еще не вылечивайся! Я же ничего не успела, так и не сходила в архив… поболей еще денек?
— Хорошо, — покорно согласилась Катя.
В передней послышались голоса. Вскоре в комнату заглянул Катин папа. Сегодня он вернулся рано и был весел: видно, дела в фирме пошли на лад. Высокий, моложавый не по годам, с бородкой. Бородку он отпускал не для удобств походной жизни, как Оксанин отец, а для красоты.
— Бодрствуйте еще? — весело потирая руки, сказал он. — А почему это только лампа у вас? А «видик» почему не смотрите? А в компьютер почему не играете?
И, не дожидаясь ответа, присел на диван. Положил дочери на лоб ладонь:
— Как ты?
— Совершенно здорова.
Оксана нашла под пледом Катину ногу и сжала ее. Но подруга ничего не поняла.
— Так что — завтра можно везти вас? Я как раз свободен до обеда. Успею отвезти и вернуться.
— Нет, Игорь Валентинович! — возразила Оксана. — Катя еще слабая, пусть полежит денек… — и, пользуясь его хорошим настроением, попросила: — Игорь Валентинович, расскажите, как к вам попал талер? Тот, что вы Кате подарили?
— А, талер, — Игорь Валентинович наморщил лоб. — Этот талер еще с войны, остался после моего папы, а Катиного, значит, деда…
— Почему ты раньше не говорил ничего? — спросила Катя.
— Гм, раньше… поняла бы ли ты? Да я и сам вряд ли смог бы рассказать как следует… не принято было такое рассказывать, это могло бы тебе повредить. Дело в том, что дед во время войны жил в оккупированном немцами Минске. А уже одно это ставилось тогда в вину человеку. После войны его арестовали, как врага народа, и он погиб в лагерях. И хотя при Хрущеве его полностью реабилитировали, все одно — пятно семьи «врага народа»…
— А как к нему попал талер? — нетерпеливо спросила Оксана.
— Отец работал в архивном музее и украдкой выносил оттуда все, что мог, — чтобы не досталось немцам. Мать рассказывала — при обыске в нашей квартире нашли много ценных исторических документов и экспонатов. А этот талер каким-то чудом сохранился.
— Значит, он настоящий, — сказала Оксана. — Один из тех трех…
Игорь Валентинович внимательно посмотрел на нее, потом — на Катю.
— Да, один из тех трех, — подтвердил он. — Вас, вижу, заинтересовала история французского офицера, береста, сокровище и тому подобное? Так знайте, девочки, — это чушь. С этой историей разбирались ученые, целые экспедиции поисковые устраивали — не нашли.
Глава 34. Страница в дневнике
Катя смотрела в одну точку.
— Папа, а расскажи еще про деда? — тихо попросила она.
— Да что я сам помню? Я ни разу не видел своего отца. Когда его арестовали, мать была беременна мною. Единственное, что осталось… да я сейчас принесу…
Игорь Валентинович вышел и вернулся, держа в руке небольшую картонную коробочку.
— Вот, — он поставил шкатулку на диван возле Кати. — Посмотрите, только осторожно: бумаги старые, еще рассыплются в руках… А я пойду. Нужно сделать несколько важных звонков.
Сверху в коробочке лежали письма — в казенных, пожелтевших от времени конвертах. Отдельно — серая бумажка с отбитым на машинке текстом: справка о реабилитации. На самом дне — фотокарточка. Молодой человек, снятый во весь рост, в добротном плаще, шляпе, сдвинутой на затылок, лицо открытое, смелое, только в круглых, как у Кати, глазах что-то скучноватое.
Оксана распрямила бумажку, в которую была вложена фотокарточка. С другой стороны бумажка вся была исписана мельчайшим размытым почерком.
И вдруг слово «Поплавы» бросилось в глаза. И еще в одном месте. И какие-то даты сбоку, на полях…