Оксана, каждый раз осторожно прихлебывая горячий чай, начала:
— Помните, Борис Григорьевич, когда я зашла к вам на урок и попросила отпустить Катю?
— А как же, — насмешливо подтвердил учитель. — Ты еще тогда попрощалась навсегда… Все, молчу, молчу, больше перебивать не буду.
— Так вот, тогда Катя подарила мне талер, с которого все и началось…
И Оксана подробно рассказала: как они с папой ехали в автобусе, как она подумала, что потеряла монету, как, увидев талер, в Червене бросились вслед за ней Сева с лысым, а потом ехали на «Ауди» за автобусом до самых Поплав, как она подралась с Чэсем из-за талера, а у Чэся оказался свой, найденный на сотках возле памятника… До сих пор Борис Григорьевич слушал девочку, кивая, и едва заметно улыбался. Но в этом месте повествования он вдруг улыбаться перестал:
— Так, так, дальше!
— Далее папа рассказал нам легенду о того французского офицера, а потом мы создали «штаб», в шалаше, и каждый получил задание. Мне было поручено сходить в архивный музей…
Когда Оксана добралась до своей встречи с заведующим, рассказала о подслушанном разговоре заведующего с Севой, Борис Григорьевич снова не сдержался:
— Так вот с кем он теперь водит компанию!.. Я всегда догадывался, что добром он не кончит.
— А вы давно с ним знакомы, Борис Григорьевич? — впервые за время беседы спросила Катя.
— Давно? Да, со второго курса университета, — учитель постучал пальцами по столу. — Мы тогда хотя и были вдвое старше вас, но также увлеклись этой историей, с талерами…
— А отчего вы перестали дружить?
— Я понял, что нужен ему лишь как рабочая сила. Он не доверял мне. Но если быть до конца откровенным, наиболее мне не нравилось в нем, что он просто враждебно относился к родному языку, считал ее диалектом русского. Даже на уроках белорусской литературы принципиально отвечал только по-русски. Кстати, учился он вообще плохо. Но преподаватели жалели его — все же калека. Это, конечно, грех, но мы, студенты, да и некоторые преподаватели за глаза дразнили его Пауком.
— Сева его так и называл, только в глаза, — сказала Оксана.
— Дожил, значит, — покачал головой Борис Григорьевич. — Но так, так — дальше!
Оксана вздохнула:
— А дальше приехали Сева с лысым, и Катин папа обменял наш талер на их. И мы запутались и не знаем, что делать.
Глава 42. Третий талер
— Значит, их монета сейчас у Катиного папы? — быстро спросил Борис Григорьевич.
— Нет, у нас.
— Правда? Может, вы даже прихватили ее с собой?
— Да, вот она, — Катя подала учителю монету. Борис Григорьевич встал с табурета, покачал талер в пальцах, потом подошел к окну и, склонив набок голову, внимательно начал рассматривать монету.
— Талер настоящий, без сомнения! — взволнованно проговорил он. — Это тот самый талер, который находился в музее.
— Тогда почему Паук распоряжается музейным талером, как своим собственным? — спросила Оксана.
— Скорее всего, в музее сейчас лежит подделка, — пояснил Борис Григорьевич. — Разницы никакой: кому придет в голову разбираться, настоящая монета под стеклом на стенде или фальшивая? Ну, милые девочки, — весело сказал он, отдав талер Кати и потирая руки, — поздравляю вас! Вы хоть сами догадываетесь, какую важную дело сделали? Все три монеты найдены! Одна у нас, вторая у этого мальчика с Поплав и третья — у Паука!
— Вот именно — у Паука, а не у нас, — сказала Оксана, не разделяя радости Бориса Григорьевича.
— Это даже не важно. Главное, все три монеты существуют, в принципе, они найден!
Катя пожала плечами:
— Но почему они… ну, Сева с лысым, отдали папе настоящий талер?
— Я этого тоже не понимаю, — поддержала ее Оксана. Борис Григорьевич лукаво прищурился:
— Все просто. Талер им сейчас не нужен, потом не нужен в скором времени он будет и нам. Разве для коллекции… Сейчас я вам покажу.
Учитель вынул с полки какую-то толстую книгу, полистал ее и вытащил между страниц… точно такую же копию бересты, которую Оксана с риском для себя обрела в кабинете заведующего архивного музея!
— Смотрите, — Борис Григорьевич отодвинул чашку с чаем, положил копию на столик. — Катя, дай, пожалуйста, талер… А ты, Оксана, найди там, у телевизора, карандаш. Ага, спасибо… Так вот, дорогие барышни, главное здесь — не сами талеры, а их очертания. В частности, эти вот щербины, сделанные на талерах ножом. Французский офицер, как известно, был инженер-топограф и таким образом — делая ножом зазубины на сторонах монет — в определенном масштабе зашифровал незнакомую ему местность, вычертил маршрут до «клада», то есть до сокровища. Талеры прилагаются к бересте-схеме, и маршрут становится известным. Конечно, пока у нас только одна монета, — сказал Борис Григорьевич, закончив чертеж, — поэтому я два других рисую произвольно, на схеме они могут располагаться немного в другом порядке. Но сейчас, думаю, вам все понятно…