Не успела скрыться за поворотом реки лодка с дедом Макаром, как Михаль, радостный, приказал Чэсю:
— Ты говорил, что прихватил с собой талер и копию бересты, — давай, неси скорее сюда!
— Михаль, — тот смотрел на друга с настороженностью, — да объясни, что с тобой?
— Неси скорее, сейчас узнаешь. Теперь и с тобой то же будет.
Чэсь бросился к шалашу. Принес.
— Прежде всего ответьте, — торжественно начал Михаль, — как будет «клад» по-белорусски?
Ребята задумались. Дмитрок посмотрел вверх, даже слегка постучал себя по голове, показывая, что знал, но забыл. Чэсь скорее вспомнил:
— Скарб.[4]
— А тут как написано? Склонились над копией бересты.
— Ну и что? — все никак не мог понять Чэсь. — Тут написано «CLAD» — «клад». Ты хочешь сказать, что французский офицер должен был написать по-белорусски, «Скарб»? — усмехнулся он.
— Зря смеешься — как раз это я и хочу сказать. Это слово нужно переводить не с русского и не с французского языков, а с белорусского. Клад — никакое не сокровище, а всего лишь укладки. Француз услышал, как местные жители называли то место, так и выцарапал его на бересте, только латинскими буквами. Понимаете? Здесь игра слов, из-за этого так долго и золото не могут найти, ведь никому в голову не приходит: как это так, чтобы почти двести лет назад европеец, француз, мог использовать местную речь и именно белорусским словом зашифровать свой план на бересте!
Дмитрок молча пожал Михалю руку, тогда сказал просто:
— Молодец ты, — но даже по голосу его чувствовалось, что его уважения к Михалю еще прибавилось.
Зато Чэсь, кажется, и не удивился, и не обрадовался.
— Это еще надо доказать, — проворчал он, вглядываясь в копию бересты. На самом деле ему было просто завидно. Как же он сам, деревенский парень, белорус, — и не догадался раньше Михаля! Тогда, возможно, и Оксана совсем иначе к нему относилась бы…
Михаль все еще был как пьяный от своего открытия. Чэсевы слова он оставил без ответа.
— Помните, я ездил в город, звонить Оксане? Так вот, подхожу я к мальчику с девочкой, где-то наших лет, спрашиваю, где краеведческий музей? По-русски, конечно, спрашиваю. А они мне отвечают чисто по-белорусски! Представляете, городские!
— Я знаю таких, — подтвердил Дмитрок. — Это из белорусской гимназии.
— Я все собирался предложить вам сделать то же самое — начать говорить только на родном языке. И сам начал учиться…
Вот разговариваю с вами, а в голове перевожу, как это можно сказать чисто по-белорусски…
— Хорошо, — прервал Чэсь. — Если тебе поверить, и клад — это действительно Клады, то тогда еще больше все запутывается. Раньше мы думали, что где крестик, там и золото. А теперь? Получается, клад — это не сокровище?
— Никакое не сокровище, — уверенно ответил Михаль. — Искать его нужно в любом другом месте, только не там, где крестик. Неужели вы не поняли? Крестик — это не конец, а начало. Помните, Оксанин папа рассказывал, что на топографических картах обязательно должна быть привязка — ориентир? Крестик и слово «КЛАД» — Клады — и есть только привязка. И все искали не с той стороны, не с начала, а с конца.
— Хитрый француз! — покачал головой Дмитрок. — Надежную привязку выбрал! Если бы, скажем, ориентиром было какое дерево, то его спилить могут, если камень — могли бы убрать и свести куда-нибудь… А эти дубы пролежали в воде, на одном месте, столько лет, и ничего для них не было — еще прочнее, видимо, стали.
— Дубы из реки тоже могли бы вытащить, — возразил Чэсь. — Это просто счастливый случай, что они сохранились. Но хорошо, даже если по-вашему, я все равно не понимаю — чему тут радоваться? Ну, знаем мы привязку, дальше что?
— Приложим к копии бересты талеры, обведем контуры и увидим маршрут, по которому двигался француз, — ответил Михаль. — Где закончится контур последнего талера, там и клад.
— А у нас есть эти талеры? Ты уверен, что Оксана раздобыла третий? Мы даже не знаем, привезла ли она свой!
— Если не привезла, ничего страшного, — сказал Дмитрок. — Маршрут можно угадать совсем без талеров. Француз где похоронен? У нас, в Поплавах. От Кладов до Поплав километров восемь — десять, вот на этом отрезке где-то золото и скрыто.
— Я тоже думаю, — кивнул Михаль.
— Да француз мог идти от этих Кладов на все четыре стороны! — не сдавался Чэсь, который никак не мог примириться, что у него перехватывают инициативу разгадке. — Он мог спрятать сокровище в двадцати километрах к Поплавам, в любом месте — хотя бы вот здесь, на нашем полуострове, или вон в лесу на том берегу. А потом зашифровал это место на бересте, повернулся на сто восемьдесят градусов и пошел в Поплавы, где его и подобрали, истощенного!