Янг искала набор симптомов, указывающих на «чрезмерное» пристрастие к интернету. Если пользователь с головой уходит в социальные сети, если они отнимают у него все больше и больше времени, если, не имея возможности выйти в интернет, он начинает испытывать беспокойство, смену настроения или раздражение, если он обращается к социальным медиа, чтобы спрятаться от личных проблем или чувства дисфории, значит, это зависимость. Пользователи отвечали на вопросы, все ответы оценивались в баллах, и по результатам опроса определялась степень зависимости. Последующие исследования пристрастия к социальным сетям также основывались на «излишнем» использовании платформ с тем, чтобы спрятаться от проблем или совладать с настроением, негативными последствиями или потерей контроля.
Пока эта зависимость не входит ни в одну стабильную клиническую категорию. «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам» (DSM – от англ. Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders), библия американских психиатров, все еще склонно рассматривать зависимость сквозь призму употребления наркотиков. Оно никогда не признавало интернет-зависимости. Даже сейчас, несмотря на уже доказанное существование «патологического влечения к азартным играм», в DSM нет ни слова об игровой зависимости. Даже если DSM и изменит подход, проблема никуда не исчезнет, и это та же самая проблема, которая затрагивает большинство клинических категорий. Одно лишь описание особенностей поведения не объясняет, как эти самые поведения взаимосвязаны или что способствует их появлению. Мы можем обозвать что-то зависимостью, потому что это что-то напоминает другой феномен, известный как зависимость. Но это все равно не значит, что мы знаем, что такое зависимость. Чтобы разобраться во всей этой концептуальной путанице, нам нужен новый язык.
Зависимость строится на внимании. Это аксиома для всех боссов социальной индустрии. Мы концентрируемся на том, что доставляет удовольствие, на «наградах». В экономике внимания платформы социальной индустрии ведут нескончаемую войну за право манипулировать нашим вниманием в реальном времени.
Президент-основатель Facebook Шон Паркер привел в пример массу исследований, утверждая, что соцсетям удалось достичь таких результатов только благодаря желанию людей получить «дозу дофамина». Их механизм регулярно производит эти самые дозы в виде лайков, а мигающие красным уведомления вызывают такое же нервное возбуждение, как три колокольчика в ряд на экране игрального автомата. По словам антрополога Наташи Дау Шулль, которая основывается на собственных исследованиях азартных игр, как только такая неестественно большая доза дофамина попадает в мозг, «мы теряем волю». Наш мозг, не приспособленный эволюцией к такому приливу, «перегружается и не знает, что делать». Нора Волкова, доктор Национального института США по изучению злоупотребления наркотиками, настаивает: «Зависимости без дофамина не бывает».
И, верна эта дофаминовая теория или нет, но методы, на ней основанные, кажется, работают. Адам Альтер, психолог, изучающий онлайн-зависимость, проанализировал все данные, собранные приложением Moment, которое отслеживает использование смартфонов. Около 88 % пользователей проводят «в среднем четверть времени своего бодрствования за телефоном»[9]. К удивлению Альтера, сам он, как оказалось, проводил за смартфоном по три часа в день и брал его в руки в среднем по 40 раз в сутки. При этом его поведение относительно умеренное: согласно исследованию, проведенному в 2013 году, средний пользователь проверяет телефон 150 раз в день, по другим данным, человек касается экрана своего смартфона не меньше 2617 раз в сутки. Один из недавних опросов показал, что каждый десятый пользователь не расстается с телефоном даже во время секса. Но для Альтера, как и для большинства из нас, наживка настолько неприметна и соблазнительна, что жертва даже не замечает, как попадается на крючок.
9