Зиганшин Камиль
Щедрый буге
Камиль Зиганшин
Щедрый буге
Охотничья повесть
...Здесь у костра не хвастают, не лгут,
Не берегут добро на всякий случай...,
Ю. Сотников
* ЧАСТЬ I *
ВЛАДЕНИЯ ЛУКСЫ
За перевалом с вертолета открывалась величественная панорама безлюдной, дикой местности: хребты, межгорные впадины, бурные пенистые речки. Там, куда мы летим, особняком возвышается плотная группа скалистых гольцов, выделяющихся на общем фоне своим спокойствием и безразличием ко всему окружающему.
Пассажиров в вертолете двое. Я и мой наставник, удэгеец лет пятидесяти. Он сидит напротив и успокаивающе поглаживает собак.
Опытный промысловик располагал к себе с первого взгляда. Невысокий, худощавый, с живыми движениями. Сильные руки, словно кора старого дерева, испещрены глубокими трещинками морщин к густо перевиты набухшими венами. Мороз, ветер, солнце, дым костра дочерна продубили скуластое лицо с реденькой растительностью на верхней губе и подбородке. В черных, прямых волосах несмелый проблеск седины. Черты лица невыразительны, но вот лучистые темно-карие глаза, словно магниты, притягивают взор. Впечатление такое, что они все время смеются, радуясь жизни. Глянув в них, и самому хочется улыбнуться и сделать что-то хорошее и доброе. Имя у него простое и легкое -Лукса.
Все еще не верилось, что наконец-то моя давняя мечта исполнилась и я принят на работу в госпромхоз штатным охотником и сейчас лечу на свой промысловый участок над легендарными отрогами древнего Сихотэ-Алиня.
Вертолет неожиданно вошел в крутой вираж и, сделав два круга, мягко опустился на землю. Наши собаки, Пират и Индус, ошалевшие от грохота двигателей, спрыгнули на снег, едва только открылась дверь, Быстро выгрузили нехитрый багаж. МИ-4 прощально взревел я, обдав нас колючим снежным вихрем, взмыл в густую небесную синеву и вскоре исчез за лесистой макушкой сопки.
Мы остались одни в холодном безмолвии на заснеженной косе. Торжественно и необъятно высоко синело небо. Оглушительная тишина стояла вокруг. На снегу ни единого следочка. У меня невольно возникло ощущение, что какая-то неведомая сила подхватила и перенесла нас на лист чистой бумаги, на котором предстоит написать историю охоты длиной в 120 дней.
Вокруг громоздились типичные для этих мест крутобокие сопки, ощетинившиеся, словно встревоженные ежи, могучими изумрудно-зелеными кедрами и более темными островерхими елями. Напротив устья ключа Буге, над рекой Хор, нависал хребет, обрывающийся в речную гладь неприступной двухсотметровой стеной. По его гребню торчали огромные, источенные временем каменные иглы и зубчатые башни причудливых очертаний, напоминающие развалины старинных крепостей.
Хор еще не встал и тянулся холодной, черной лентой, разорвав белоснежную пелену извилистой трещиной. Сквозь прозрачную воду были видны лежащие на дне пестрые, обезображенные брачным нарядом и трудной дорогой к нерестилищу, кетины. Уровень воды в реке за последние дни упал, и часть отнерестившейся рыбы лежала на галечном берегу. Наши собаки тут же воспользовались возможностью полакомиться и набросились на нее. В их довольном урчании слышалось -- как много рыбы! Райское место!
Оставшись в преддверии сезона без сотоварища, Лукса не без колебаний согласился все же взять меня на свой участок, охватывающий бассейн Буге --левого притока реки Хор. Его напарник Митчена, деливший с ним радости и невзгоды промысловой жизни в течение многих лет, потерял зрение и перебрался жить к дочери в Хабаровск.
Хотя день только начался, Лукса поторапливал. Предстояла большая работа по устройству зимовки.
Взбираясь на берег, услышали задорный посвист, который невозможно спутать ни с каким другим лесным звуком, - рябчик. Судя по мелодии, петушок. Лукса едва заметным движением руки остановил меня, а сам спрятался за ствол ели и, достав самодельный манок, ответил более глухим переливом. По треску крыльев стало ясно, что рябчик перепорхнул ближе. Лукса опять подсвистел. Хлопки послышались совсем рядом. Приглядевшись, я наконец разглядел петушка, сидящего на ветке березы. Вытянув шею и нетерпеливо переступая, он напряженно высматривал подружку.
-- Живой, -- радостно прошептал Лукса. -- Четвертый сезон вот так. Совсем свой стал. Встречает.
Луксин "свояк" перелетел еще ближе и с явным интересом разглядывал нас. Вынырнувший из кустов Пират, не разделяя чувств хозяина, с лаем запрыгал под деревом. Петушок встрепенулся и, спланировав, исчез в чаще леса.
Надо сказать, наши четвероногие помощники резко отличались друг от друга. Пират -- рослый, нахрапистый, с хорошо развитой мускулатурой, быстрой реакцией и нахальными глазами. Индус, напротив, -- вялый, тщедушный, привыкший во всем подчиняться ему. Первое время при появлении Пирата он поджимал хвост и услужливо отходил в сторону. Столь же резко они отличались и по окрасу. Пират белый, только кончики подвижных ушей и хвоста черные, а Индус черно-бурый. Попал он в нашу бригаду случайно. Когда мы загружали в неожиданно подвернувшийся вертолет мешки со снаряжением и продуктами, на краю поляны сидел и смирно наблюдал за нашей беготней одинокий пес. Я на ходу кинул ему кусок хлеба. Он, не жуя, проглотил и бочком, не сводя с меня грустных глаз, подошел к трапу.
- Быстрей садись. Летим, - крикнул Лукса.
Я поднялся в салон и оглянулся. Собака молча просила одними глазами. "Может взять? Вдруг у нее талант к охоте?" - заколебался я.
- Бери, бери. Пиратке веселее будет, -- сказал Лукса, заметив мою нерешительность...
Перетаскав вещи к становищу, мы занялись дровами. Двуручной пилой свалили сухостойный кедр, Отпилили и раскололи несколько душистых чурок. Отвалившиеся куски красноватой, ребристой коры изнутри были усыпаны яичками, личинками, куколками -- недоглядели дятлы за лесным патриархом. Комель кедра был настолько насыщен смолой, что полено, брошенное в воду, тонуло как камень. На ночь кедр не годился -- быстро сгорает. Поэтому напилили еще и плотного ясеня. Он горит долго, жарко и дает много углей.
Очистив на высоком мысу залива, недалеко от устья ключа, землю от снега, поставили удэгейскую палатку. Внешне она почти не отличается от стандартных четырехместных, но у нее есть еще и матерчатые сени, вроде половинки небольшого чума. В них удобно хранить дрова и капканы. Но главной ее особенностью и достоинством является то, что она устанавливается не с помощью стоек и колышков, а крепится внутри каркаса из жердей. Очень удобная конструкция для зимы, когда колышки в промерзшую землю забить практически невозможно.