Щедрый подарок
1.
Мрачный массив древнего дома давил на плечи, сжимал судорожные мысли в крошечные камушки. Они соскальзывали с холодного, будто покрытого заледеневшей болью сознания. А вместе с ними падали воспоминания.
Норт размыкает последний артефакт, приготовленный ему Рией. Пространство гудит, наполняясь потусторонним холодом. Лед охватывает тела отступников и сотни разлагающихся трупов поднятой нежити, ненадолго замуровывая их в последнем движении. Под кожей напряженно сведенных челюстей набухают черные вены, изрезая лицо. Заклинание не выдерживает натиска отступников, взрывается и Норт теряет последнее сходство с человеком, подчиняясь черноте мрака в своей крови.
Эдвин уже почти привык к этим воспоминаниям. Они наполняли его жизнь смыслом, постоянно напоминая о её реальности. Среди пыльных стен родного гнезда воспоминания и мысли не действовали на него угнетающе. Иногда с вытертых пыльных гобеленов осуждающе смотрели предки, тяжелые родовые мечи тускло блестели виной, но Эдвин их не видел. Его глаза навсегда остались в том дне. Поднимая по утрам заржавевшие веки, глава дома мечей снова и снова безрезультатно искал в мраке подсказки, а затем просто прикрывал пустые белки глаз и отдавался во власть слуг.
Дан рубит черные щупальца проклятия, стряхивая собственные одно за другим. Обнаженные вены кровоточат, выплескивая последние силы. Его крик не слышно за криками сотен других. Раскаленный Эль-таим сияет, пытаясь втиснуть в его тело осколки жизни.
Витая диадема главы рода постоянно давила на его голову. Сегодня это было особенно ощутимо. Чернота будней, холодный запах родового замка и вязкая тяжесть диадемы. Эдвин был готов сорвать её, чтобы плечи больше не чувствовали этой громоздкой и кажущейся вечной тяжести. Слуги осторожно вели его гулкими коридорами в центральный зал. Он снова встретил его почтительным молчанием опытных воинов. В шелесте шелка придворных дам читались тщательно скрытые страх и отвращение.
Ташши еще сопротивляется подчиняющему заклятию, но в его глазах уже зажигает желтизна чужого сознания. Мечи дрожат, стиснутые беспомощной борьбой. Откуда-то издалека доносится глухое рычание, уже не принадлежащее ему. Тонкая рубашка прилипла к мокрому телу. Запах пота слышится даже сквозь вонь жженых тел, сырого человеческого мяса, дыма, огня, боли.
Утренние церемонии быстро подошли к концу, дамы выплыли из зала и растеклись по замку. Воины разделились: кто-то отправлялся на тренировки, кто-то по личным поручениям Эдвина, кто-то к дамам. Раньше для Эдвина не было так очевидно влияние всех этих мужчин на жизнь дома главы Мечей. Самые доверенные осторожно помогли найти ему шаткое равновесие и подняться с трона. Кожаные ремни, пристегивающие железную ногу, остро впивались в бедра. Каждый шаг гулким эхом раздавался в холодной опустошенности зала. Медленно он сошел с возвышения и, тяжело переступая чужими непослушными ногами, отправился на привычный утренний осмотр лекаря.
Гаэр-аш хрипит, пытаясь вытянуть торчащий из груди обломок копья. Черное пламя охватывает его и взрывается, сталкиваясь с магией отступников. За его спиной извивается Инар в боевой форме, разрывает людей и нежить. Его кожа вымазана в крови и саже, ярко блестят белки глаз. В самой глубине зрачков уже мелькает смерть, ядовитое неконтролируемое отчаяние.
- Попробуйте не бороться с воспоминаниями, - лекарь аккуратно сложил свои тонкие инструменты в чемоданчик. Эдвин усмехнулся, ожидая каких-то ещё слов от эльфа. Он не видел, но представлял себе белую мантию, зеленую вышивку истинных лекарей. Клан не скупился ради своего главы. – Ваша телесная боль от того, что вы боритесь с воспоминаниями. Вам нужно научиться с ними жить.
Он замолчал, ожидая какой-нибудь реакции от Эдвина, но тот молчал. Лекарская, удивительно маленькая комнатка, пропиталась запахами трав и чего-то сочно-спелого. В глубине замка импульсами вспыхивала защитная магия, от чего пузырьки на бесконечных полках тонко позванивали. Эльф сочувственно вздохнул, отворачиваясь от пустых глазниц главы дома Мечей. Это, как и другие магические шрамы, не лечилось. Вся его работа заключалась в снятии приступов боли. Но и они были вызваны сильнейшим изменением в магическом фоне, а потому не могли быть исцеленными.
- Если пожелаете, я могу пригласить для вас душевного лекаря. Он может помочь вам.
Рия на коленях в талом, черном от грязи и чьей-то крови снегу. По тонкой белой коже тянется рваная полоса, рот распахнут в отчаянном крике, зелень глаз смазана болью и остервенелым страхом.