— Выживу! — пообещал я, почувствовал, что плачу, сдуру дернул рукой в попытке дотянуться до лица, но не смог оторвать заблокированный рукав от подлокотника, услышал еще один прерывающийся хрип, но не разобрал ни слова. А через пару мгновений догадался посмотреть на пиктограмму наличия связи, обнаружил, что она уже посерела, и грязно выругался. Потом увидел, что полутораминутный таймер начал отсчитывать последние тридцать секунд, заставил себя определиться с точкой поворота, вспомнил о том, что в этой области минные кластеры не зачищали, подумал, не повисеть ли «на месте» до ухода корвета на струну, чтобы вернуться к месту боя по траектории разгона, подключился к внешним камерам, с помощью оптического умножителя нашел сине-белое пятнышко факела маршевых движков удаляющегося корабля, и в этот миг пространство, содрогнувшись и как-то странно поплыв, вдруг кинуло меня в какую-то стылую жуть…
Глава 3
28 июля 2512 по ЕГК.
…Первым включилось обоняние и ударило по все еще «дремлющему» сознанию дикой смесью запахов металлической стружки, горелой пластмассы, крови, рвотных масс и, почему-то, свежескошенной травы. Пока выныривал из забытья, заработало зрение и резануло по открывшимся глазам настолько сильной вспышкой боли, что я невольно скрипнул зубами. Слух вернулся еще позже. Одновременно с голодом и кошмарной жаждой. И позволил услышать голос Дайны. Правда, что именно она мне сказала в тот момент, я не разобрал, ибо изо всех сил старался не заорать, тянулся губами к трубочке «поилки» и пытался вывести на линзы МДР «простыню» медблока скафа. Зато после того, как первый глоток холодного энергетика смочил пересохший рот и покатился по пищеводу, получилось выделить часть ресурсов мозга на анализ ситуации и вникнуть в суть следующей фразы БИУС-а:
— … чего особо серьезного: легкое сотрясение, несколько ушибов средней тяжести и что-то отдаленно похожее на последствия синдрома Стасова-Энке. Но ты, наконец, пришел в сознание, динамика восстановления откровенно радует, а значит…
Не услышь я в ее голосе самое настоящее сочувствие, слушал бы дальше. А так сообразил, что эмоциональный блок мог распаковаться не раньше, чем через сорок восемь часов после активации предбоевого режима обновления прошивки, и прохрипел напрашивавшийся вопрос:
— Дайна… сколько… времени… я… провалялся… в отключке?
— Пятьдесят два часа тридцать восемь минут и сорок семь секунд… — донеслось откуда-то издалека, а затем оттуда же послышался тихий смешок: — Или, как выразился бы Цербер, дохрена и больше!
— И нас… конечно же… не подобрали? — проигнорировав уточнение, спросил я.
— Неа. Ибо здесь нас хрен найдешь!
Слово «здесь», выделенное интонацией, заставило подобраться:
— А «здесь» — это где?
— А хрен его знает! — весело хохотнула помощница, почувствовала, что перегибает и с шутками, и с частотой использования любимого слова далеко не самого гуманного офицера Академии, и перестала ерничать: — Насколько я поняла, Шило взорвал «Стакан» точно в момент формирования струны, и ударное разрушение блока развертки гиперпривода вызвало прорыв иной мерности в нашу реальность. Физику процесса, естественно, не объясню — знаю лишь, что наш «Носорог» внезапно переместило на «изнанку», а всего через шесть целых триста восемьдесят две тысячных секунды выбросило со сверхкороткой струны в семидесяти четырех метрах под поверхностью какой-то планеты категории А-плюс!
— Ты издеваешься⁈ — нахмурился я и поморщился от вспышки головной боли.
— Если бы… — совсем по-человечески вздохнула Дайна. — Бот ВОЗНИК почти на самом дне скальной расщелины глубиной от семидесяти одного до восьмидесяти семи метров. Причем с нулевой скоростью относительно стенок и вверх днищем. Увы, эта дыра в земле оказалась чуть уже «Носорога», так что его маршевые движки и сантиметров сорок морды диффундировали в породу. Соответственно, вытащить на поверхность и снова поставить на крыло эту несчастную машину не получится при всем желании.