Илья Макаров
Щелчок
Станция «Щелковская». Конечная. Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны. Освободила. Время: середина нулевых.
23.15. Зинаида стояла на пустом перроне в полном одиночестве, сжимая в кармане смятые купюры и таблетку для бессмертных. Фиолетовую. Бессмертия глоток – воздуха космоса. Что, с новым-новым 2006-м тебя, Зинаидочка. Андрея на перроне нет. Хорошо, нудный. Шарпанные стены выхода из метро в коричневых кровоподтеках. Улица, полыхали вспышками фонари. Подошли три китайца, спрашивают по-китайски. Улыбаются и щурятся. Куда им-то еще щуриться? Хотят на Алтай? Нет, спрашивают, где Алтайская улица.
– Я не знаю.
Настаивают, протягивают раскладушку. Вопрос про Алтайскую повторяется, теперь, пожалуй, на узбекском, а снежинки все весело падают. На щеки, брови. Наконец, с волчьим воем тормозит по льду «Волга» с Тимуром за рулем.
– Отошли от нее. Зина, садись в машину.
Тепло. Из колонок мафона несется с завихрением: «…обнаженные мышцы, связки, обожженные, зацелованные лунными ласками, будущие, нынешние, бывшие жены…»1. Мотор тарахнул, скинула смс встречавшему Андрею на перроне: «я уехала» и адрес клуба. Пересекли с Тимуром МКАД, закурили, задымили салон клубами серы.
– В отрыв Снегурочка, в новый шестой, – прокричал Тимур, провожая стылым взглядом стылые деревья за обочиной. Из редких шалманов к краям шоссе выскакивали бородатые мужчины с бутылками, взрывая петарды. «Аллаху акбар!».
– Чему радуются твои браты́? И что это значит, «акбар»?
– Тебе не понять, а братья мои в Осетии. Приехали?
Из колонок напоследок завывал голос правдоруба: «…зайди во дворы, мистер Путин, посмотри на стены. Сплошь фашистские знаки, подписи «скины»…»2. В клубе музыкальное значение поменялось, электроника – она без слов, с сейсмическим смыслом и силой. Пока Тимур растворился в знакомых и бокале пива за стойкой, Зи ушла в легкий, широкий пляс. Тело колыхалось, как запоздалый мартовский снежок. Лестница вверх уводила в два чилаута. Оттуда пахло юностью. Верой в свободу и ее победу. Девченки-русалочки манили: «Иди к нам, подруга».
Запах юности усилился, впустила в себя. Разговоры о любви и мальчиках. Кто-кто едет? Нет, спасибо, спрячьте меня в чулане, когда он переступит клуба порог. Тимур? Не, он просто друг. Мы куражимся, общаемся о мировых химических процессах. Вот вы знали, что метро построили не советский пролетарий и колхозница, что Юрий Гагарин летал не в космос? Да, я тоже смеюсь, но вещает Тимур величаво.
– Кто же метро построил, Зи?
– А я девочки, спряталась под бородой Достоевского. В ней пушисто.
– Андрей, а что Андрей? Вы видели, как он отлетел в астрал и все общался с Буддой?
– Да, говорил, что его затянул желтый мир. А я ответила, что нам пора в аптеку фонарь минуя. Как же миновать то, что неминуемо? И у Прекрасной Дамы вянет роза, забирает ее проза.
– Посмотрите на Тимура, с ним уже приключилась метаморфоза.
– Послушайте, ваш Андрей пишет: «Спасибо Зи, что дождалась. Встретил на Щелке шестой год в маршрутке».
– Редкость! Впечатление на всю жизнь.
Высыпали гурьбой на улицу. У подъездов жилых домов жмутся-разжимаются пацаны в мастерках с нашивками-«адиками» с пузырями-«сиськами» в руках. А у нас, у покосившихся стен ДК, музыка разливает из вазы юность.
– А помните, как в детстве звонко пролетал комар? Это возбуждало легкую тревогу и приключение – получится ли прихлопнуть гада? Недавно я лежал и смотрел на комара. Летал, парил вокруг да около, а я все силился его услышать.
– Тимур, сколько ты выпил?
– Это неважно. Я тебе кое-что пытаюсь сказать, слышишь, Зи? Я перестал улавливать звук летящего комара. Я вслушиваюсь, но его полет, его жужжание больше не вызывает ничего. Понимаешь? Я не слышу. Глух.
– В моей реальности полет комара всегда был одинаков. Зачем мы об этом говорим, на улице зима…
– Все комары улетели, Зи, и частица меня навсегда уснула вместе с ними.
В беседу вмешалась Ольга Блок, она и раньше была где-то близко.
– Ребята, все просто. Давно катались на великах по шоссе Энтузиастов? То-то, а я все свое мерцающее сознание ворочу педали, оттого стройная такая. Заметили, какие Энтузиасты холмистые? То в горочку поднимаешься, то в скат. В скат! И всю дорогу мешаются рельсы и трамваи.
– Что же из этого следует?
– То, что не бывает прямого полета комара. Сегодня слышишь, завтра нет. Дай, Тим, хлебнуть-то.
Ольга затянулась-захлебнулась-рассмеялась и рванула с мороза вприсяд-прыжком-вприсяд-прыжком ко входу в клуб. Зазвенел телефон Зи, Андрей свищется, морочится, ищется. Нашелся.