— Да, вы слушайте, что дальше было! Так вот, прошли мы на кухню. Маленькая такая, ухоженная. Спрашивает, буду ли я пиво с воблой. Я уж и не знаю, что и отвечать. В голове одна мысль витает, как бы ноги отсюда сделать. Перед глазами башмаки проклятые стоят. Сели, попиваем пиво, беседуем. Все согласно этикету, как в лучших домах Лондона и Филадельфии. Ничего лишнего себе не позволяю, никаких шалостей, никаких тебе вольностей. На душе, конечно, кошки скребут. Совсем не до пива мне. Тут звонок в дверь. Я как ужаленный подпрыгнул. Сижу весь в испарине. Она с милой улыбкой пошла открывать. Ну, думаю, кранты! Слышу, в прихожей бас чей-то, что-то без умолку бубнит. Уж представил себе, как с седьмого этажа в затяжном прыжке падать буду. Тут она возвращается и говорит, что пришёл сын со своей девочкой. И заглядывает на кухню парень, вот такой верзила, косая сажень в плечах, повыше нашего Квазимодо, наверное, будет. Эдакий молодой бугаек. Я даже поразился, как такой громила ещё мать свою слушается. Потом молодёжь устроилась ужинать в комнате у телевизора, а мы остались на кухонке. В ходе беседы узнаю, что она на семь лет меня старше, что с мужем в разводе, вот воспитывает сына, которого осенью должны в армию забрать. Переживает страшно за него, уж больно характер у него мягкий. Вот такой случай приключился, братцы.
— Ну, а потом, что было, — полюбопытствовал, шмыгая носом, Привалов.
— А потом, суп с котом! Это уже другая история! — закончил Стефаныч. — Дай-ка лучше спичку! Мои отсырели! Что-то наши командиры никак с аксакалами не договорятся!
— Лифчик пора менять, рвань сплошная! Такой, как у Павла, хочу, что с наёмника сняли! Замучился латать его, — поделился своими бедами контрактник Головко, оседлав бревно.
— Ну, ты, Караюшка, совсем обнаглел. Убирай свою лобастую голову, весь матрац занял, — Стефаныч тщетно пытался сдвинуть овчарку с места. — У нас тоже жопа не железная. Старших уважать надо, уступать лучшие места.
— Это ещё не известно, кто из вас старший! — усмехнулся Филимонов.
— По собачим годам, может он тебе в отцы годится! — встал на защиту собаки проводник Виталька Приданцев.
— Денёк сегодня будет отменный. Погреемся на солнышке.
— Если ветра не будет, — отозвался, широко зевая, рядовой Чернышов.
— Братва, смотри, Селифонов опять что-то у десантуры скоммуниздил, наверняка, тушонку выменял на гранаты. Ну и жучара!
— В прошлый раз чуть своих не подорвал, дурья башка. Хорошо у сарая стены толстенные оказались, а то бы не знаю, что было бы, полкурятника только так разнесло, чуть Секирина с Кнышем не завалил.
— Братва, только погляди, как батя «чехов» кроет!
Недалеко от «Волги», на которой местная власть привезла сданное оружие багровый от бешенства майор Сафронов поливал по матушке старейшин в каракулевых папахах и главу села, поминутно пиная ногой сваленные на землю трофеи. Рядом с ним стояли капитан Дудаков и рослый майор ВДВ, которые тоже размахивая руками, не стесняясь в выражениях, костерили сельчан.
— Может, на самом деле, не стоит трясти село, — сказал Крестовский.
— Не стоит? Валер, а ты видал, когда подъезжали, пики с зелёными тряпками на кладбище? Боевиков тут, видать, до чёртовой матери! Как собак нерезанных!
— Ребята, Дмитрич идёт!
Махнув Сафронову рукой, капитан Дудаков направился к головной БМП.
— По машинам! Гусев! Гусев! Где тебя черти носят?!
Из люка высунулась заспанная физиономия радиста Гусева.
— Вызывай капитана Карасика на связь! Передай…
Но грубый рёв БМП заглушил последние слова Дудакова.
Десантники провожали взглядами, как «бээмпэшки» с бойцами на броне стремительно рванули с места, отряхивая с гусениц ошмётки сырой земли, урча, поползли к селу.
БМП с «вэвэшниками» и СОБРом медленно двигались к центру села, где на небольшой площади высилась старенькая мечеть.
Перед тем, как начать операцию долго препирались, выясняя отношения с местной властью, которая упорно заявляла, что село «чистое» от боевиков. На «Волге» привезли скромный арсенал из нескольких «калашей» и десятка старых охотничьих ружей, среди которых попался кавалеристский карабин «Манлихер» времён первой мировой войны, не весть какими путями попавший в эту глухомань.
Но Сафронов был непреклонен, потеряв терпенье, он крепко обматерил местных и отдал приказ капитану Дудакову начинать зачистку.
Двигались несколькими группами: одна с севера, другая с южной стороны, западная, выжидая, стояла в резерве. Все шло по плану. Входили во двор с кем-нибудь из старейшин, досматривали дом, пристройки, подвалы, проверяли документы. Мужчины с хмурыми лицами молчали и подчинялись военным, чеченские же женщины голосили, понося военных, не стесняясь в выражениях. Тут же мельтешила под ногами шустрая ребятня с чёрными блестящими как вишни глазами.
Овчарки Гоби и Диана, обнюхивая все углы, обследовали жильё и прилегающую территорию. Через несколько домов от мечети, во дворе отнюдь незажиточного хозяина Гоби, вдруг, обнюхивая фундамент, остановилась и села, на бетонную дорожку под окном. И тихо тявкнула, взглянув преданными глазами на проводника Мирошкина.
— Чего она? — обратив на неё внимание, спросил «собр» Степан Исаев у Димки.
— Что-то нашла! Гоби! Гоби! Ко мне!
Но собака продолжала неподвижно сидеть, виляя хвостом.
— Эй, мужик! — лейтенант СОБРа позвал хозяина, который весь как-то съёжился. — Иди сюда! Лом есть? Бордюр ломать будем!
— Как ломать? Нельзя, фундамент. Столько трудов вложили! Ничего там нет! Собака ошиблась!