Проверив посты, Шилов вернулся в караульное помещение, которое располагалось в небольшом домике разграбленной бывшей бензозаправки. В прокалившейся за день караулке была ужасная духотища, пахло потом, табачищем и давно нестиранными портянками. В дальнем углу на нарах спала, беспокойно ворочаясь во сне, так называемая, «группа быстрого реагирования» из пяти солдат. Капитан присел на топчан и закурил.
" Да, выдалась командировочка! Не позавидуешь. В прошлые здесь было намного тише. Постреливали, конечно, но такой пальбы, как сейчас, не было. Пацанов зелёных жалко, гибнут ведь, почём зря. Боевая подготовка ни к черту. Некоторые из автомата-то стреляли всего несколько раз на стрельбище. А есть такие, что в глаза его не видели, всю службу в РМТО просидели или дачи полковничьи благоустраивали. Наверху ещё, какая-то непонятная мышиная возня! Чем только они там думают? Похоже, задницей! Политики хреновы! В игры всё не наиграются! То расширяют, то сокращают внутренние войска! Не поймёшь их! Гоняют солдат из части в часть, по заколдованному кругу. Недавно из Пензы привезли очередную команду «лишних» солдат, потом из Оренбурга. А наше дело простое — готовить «пушечное мясо» для «горячих точек». Погоняем их до седьмого пота неделю, другую! И сюда! Под пули! — Шилов стряхнул пепел.
" Сволочная Чечня! Ещё от той войны никак не отойдём. До сих пор снится тот кровавый кошмар. Ленку жалко, пугаю её дикими криками, всё воюю во сне.
Обстановка довольно сложная: на их направлении наблюдалось большое скопление боевиков. Около двух тысяч. Разведка засекла в ближайшей станице несколько «камазов» с вооружёнными людьми. Готовился прорыв на Кизляр. Спешно стали окапываться, укреплять линию обороны, вчера для усиления подогнали лёгкие танки. Почти каждую ночь обстрелы с чеченской стороны. Какая-то сволочь постоянно в наглую долбит позиции из автоматического гранатомёта, со стороны Сары-Су иногда бьёт миномёт. Пацаны бздят, боятся лишний раз голову высунуть из окопа. Первые дни для них были самыми тяжёлыми, самыми кошмарными. Даже обделались некоторые. Я их прекрасно понимаю. Самому довелось побывать в их шкуре, тогда в 96-ом, под Грозным. При миномётных разрывах такой испытываешь животный страх, что ничего уже не соображаешь, что с тобой творится! И кто ты такой на этом свете! А они, ещё мальчишки! Чего они, сопляки, в жизни видели? Хорошо, хоть днём все спокойно, степь прекрасно просматривается. Ночью бывает срабатывают сигнальные мины: может чеченцы ползают, а может суслики или черепахи задевают. Вчера подстрелили солдата, который ходил в дагестанское село менять тушёнку и, возвращаясь, зацепил «эмэску». В темноте взвились сигнальные «звёздочки», часовые открыли огонь. Повезло шкету, счастливо отделался. Чудом остался жив. Ногу прострелили, когда дали очередь в сторону вспышки. Случается, какой-нибудь абрек пробирается в темноте между двумя заставами и открывает огонь. А мы как идиоты долбим всю ночь друг друга. На прошлой неделе ездили с начальником штаба к соседнюю бригаду. Ваххабиты блокпост у них ночью вырезали. Некоторых постреляли, троим головы отрезали, сволочи, а пятерых в плен увели. Зрелище, скажу, жуткое. Нелюди! Как сейчас, перед глазами стоят истерзанные тела пацанов… Настоящее зверьё! Похоже, арабы-наёмники. Они с нашими особенно не церемонятся. У нас, слава богу, потерь пока нет. Только несколько раненых."
На рассвете в караулку ввалился угрюмый капитан Терентьев. Молча расстегнул портупею и зло швырнул на бушлат.
— Николай, ты откуда? — обернулся к нему Шилов, склонившийся над столом. — Как ошпаренный!
— Из штаба с Кучеренко приехал! Ребят из спецназа положили в Новолакском районе!
— Как положили? — встрепенулся капитан.
— Свои положили! Понимаешь?
— Как свои? Ты чего городишь-то?
— Армавирский спецназ брал высоту, выбил оттуда «черножопых духов». А тут штурмовики и вертолётчики налетели, то ли спутали, то ли координаты были неверные, ну и проутюжили своих из «нурсов» и пушек в несколько заходов. Тридцать четыре бойца завалили, дебилы! На сигнальные ракеты суки не реагировали.
— Да, что они, ослепли, скоты?!
— Помнишь? Под Карамахи тоже своих раздолбали. Летуны хреновы!
— Эти-то тут ни при чем, штабисты бляди! Скоординировать совместные действия не могут.
— Кому-то явно звёзд захотелось!
— Суворовых развелось как собак нерезаных! Мудаки штабные! Привыкли игрушечные танки по песочнице двигать да животами и лампасами трясти!
— Да, Миша, кругом сплошной бардак!
— Ё…ный в рот! Суки!
— А ты-то, чего не спишь, филин старый, ведь сутки, поди, на ногах провёл?
— Да, вот письмецо Ленке решил черкнуть, беспокоится всё же. Позвонить не удалось. Да и не спится чего-то, тревога какая гложет.
— От меня привет, сестричке. Да напиши, если матери будет звонить, чтобы не брякнула ей, что мы здесь прохлаждаемся. Вся испереживается старушка, а у неё сердце больное.
— Что я, совсем дурак? Конечно, напишу, чтобы не сболтнула лишнего.
— Я, пожалуй, сосну немного, в ночь опять заступать. Счастливый ты, Мишка. Ленка — красавица, детишки.
— Не знаю, чего вы всё ищете, ваше благородие, капитан Терентьев? Уж давно бы бабу завёл!
— Пока не встретил такую, какую хочу. Видно не судьба! — ответил Николай, закрывая глаза.
— Пора семьёй обзаводиться, ведь не мальчик уже!
— Ещё успею под каблук!
— Не нагулялся ещё, кобелина?
Кончив писать, Шилов запечатал конверт и взглянул на спящего, на бушлате шурина.
— Да, непонятно, чего бабам надо! Такой красавец! Да будь я на их месте, я такого молодца, ни за что бы не пропустил.