Окинула взглядом стоящих чуть поодаль у машины военных. Её большие серые глаза с щемящей тревогой перебегали с одного лица на другое. Она с испугом уставилась на Ису, на его смуглую физиономию с крючковатым носом. И побледнев, судорожно ухватилась пальцами за косяк.
— Афонины здесь проживают? — обратился к ней старший лейтенант. Побледневшая женщина, молча, кивнула.
— Да, вы не пугайтесь, мамаша! Мы вам письмо и фотографии от сына привезли! По пути вот заскочили! В Орск едем, раненого товарища везём.
Из-за женщины показался встревоженный муж. Плотный лысеющий мужчина в клетчатой рубашке.
— Мариванна! Да успокойтесь, вы, наконец! Жив, здоров, ваш Федор!
— Ещё здоровее стал! — добавил Иван Капало, уплетая пирожки с капустой и грибами за обе щеки. — Вот такой стал!
— Федя, сыночек, — тихо всхлипывая, причитала женщина, вглядываясь в маленькие цветные фотографии. — Похудел родной, изменился.
— Возмужал! Там все меняются! — откликнулся, морщась, майор, вытянув больную ногу.
— Совсем взрослый! А уезжал-то совсем мальчишечкой!
— На войне быстро взрослеют! — вновь отозвался раскрасневшийся Святов.
— Паша, принеси пуфик и подушку.
У натопленной «голландки» возлежал, нахохлившись и распушив усы, жирнющий рыжий кот. Он, закрыв глаза, вслушивался в радостное щебетание и вздохи хозяйки, изредка поглядывая через узкие щёлки глаз на незнакомых гостей.
— Ну, и котяра у вас! Невозмутимый как бонза! Как кличут, сего господина?
— Марсик! Лентяй первостатейный, каких свет не видывал! Это его Федя ещё в детстве на улице совсем крохотным подобрал.
— Марсик! Марсик! Ну, Марс же! — безуспешно попытался Иван привлечь внимание кота. — Вот гад, нажрался сметаны и ноль внимания! Эх, жаль не я твой хозяин! Ты бы у меня всех мышей в округе и близлежащих окрестностях бы переловил!
— Вот так вам удобнее будет, кладите ногу на пуфик, — сказал появившийся хозяин, устанавливая перед майором пуфик и пристраивая пуховую подушку за спину майора.
— Да, вы, не стесняйтесь, милые, ешьте! Паша подрежь ещё солёных огурчиков.
— Ну, мужики, ещё по одной! — сказал муж, разливая по рюмкам водку.
— А я-то перепугалась! Как услышала, у калитки машина резко остановилась, так у меня сердце и кольнуло. Думала, с Федечкой, что-то случилось. А когда вас увидела, — она посмотрела на Ису. — Простите, со мной вообще плохо стало.
Через пару часов стали прощаться. Мария Ивановна приготовила им в дорогу большой пакет со всякой снедью. Пока Иса провожал майора в уборную, расположенную в глубине двора, Колосков поведал ей о жизненных перипетиях капитана. Узнав об Исе всю подноготную, она стала с теплотой выспрашивать у вернувшегося чеченца о его семье. Появился, куда-то запропастившийся, Павел Семёнович с огромной картонной коробкой в руках, от которой исходил специфический аромат.
— Ребята, вот тут в коробке вяленная рыбка, сам ловил!
— Они с Федюшкой у меня заядлые рыбаки! — улыбнулась Мария Ивановна, кутаясь в платок.
— Спасибо, Пал Семеныч, к пиву в самый раз будет! До свидания, Мариванна! Не печальтесь, все будет хорошо!
— С богом сынки! Приезжайте к нам летом! Рыбалка у нас отменная! Мы с Фёдором такие места вам покажем!
— Спасибо за хлеб-соль!
— И вам спасибо, родные! Молиться за вас буду! — плакала у калитки мать сержанта. — Всего доброго вам и вашим семьям! Счастливого пути!
В Орске распрощались с раненым майором и чеченцем Исой и покатили дальше. В родной город въехали на следующий день под вечер. Уже горели на улицах фонари.
— Иван, давай сразу заедем к Пашутиным, фотку передадим! А потом уж с чистой совестью отдыхать!
Колосков достал из нагрудного кармана фотографии и стал на коленях их перебирать, остановился на последней, пашутинской.
— Смешной! Лопоухий какой-то! — отозвался Капало, мельком взглянув на фотокарточку.
— Это для тебя он лопоухий! А для матери краше нет!
Поколесили изрядно по микрорайону, пока нашли нужный дом, который притулился в глубине квартала. Колосков поднялся на третий этаж, позвонил несколько раз. Никто не открыл. На лестничную площадку выглянула любопытная соседка, маленькая сухонькая старушонка. Тихо прошамкала беззубым ртом, что Пашутины уехали к родственникам в деревню и будут только завтра, с любопытством изучая военного через толстые мутные линзы очков с перевязанными марлей дужками.