Записка от Хааста о том, что он желает меня видеть. Когда я прибыл в указанное время, он оказался занят. В приемной не было ничего интересного, кроме книги Валери, которую я и принялся листать. Почти сразу же наткнулся на следующий пассаж, который был жирно отчеркнут:
«Уносимый честолюбивым стремлением быть единственным в своем роде, ведомый ароматом всемогущества, человек большого ума отходит от всех созданий, всех творений, даже от собственных возвышенных дерзновений; тогда как в то же самое время он оставляет всякое предрасположение к самому себе и любое предпочтение удовлетворения собственных желаний. В какой-то момент он приносит в жертву свою индивидуальность… К этому моменту гордыню индивидуальности приводит разум, и здесь она истребляется…» (Умом) «…постигает самое себя и обнаруживает, что она в сильной нужде и совершенно обнажена, доведена до состояния сверхбедности бытия силы без ее материального носителя… Он (гений) существует без инстинктов, почти без образов; и у него больше нет никакой цели. Он перестает быть чем бы то ни было».
Кроме этого пассажа на полях кем-то было нацарапано: «Сверхгений в конце концов перестает быть человеческим существом».
Когда Хааст смог меня принять, я спросил его, не знает ли он, кто мог оставить книгу в приемной, подозревая, что это дело рук Скиллимана. Он не знал, но предложил мне справиться в библиотеке. Я справился. Последним брал книгу Мордикей. С опозданием я узнал и его почерк.
Бедный Мордикей! Что более ужасно — или более человечно — чем ощущать себя не принадлежащим больше к своему виду?
Страдание… невыносимое страдание от того, что творится здесь.
51У Хааста не было другой неотложной причины повидаться со мной, кроме как поговорить всего несколько минут. Кажется, он тоже одинок. Эйхман в своем Ведомстве Еврейской Эмиграции был, вероятно, совершенно «одинок». Слушая его болтовню, я задавался вопросом, проживет ли Хааст настолько долго, чтобы предстать перед судом за свои преступления. Я пытался представить его внутри ужасной стеклянной коробки Эйхмана.
Баск все еще на свободе. Всех ей благ.
52Шипанский рассказывает свидетельствующий против Скиллимана анекдот шестилетней давности, когда он слушал его летний курс лекций в МТИ под охраной АНБ.
Это был обзорный курс ядерной технологии, и на одной из лекций Скиллиман демонстрировал процесс, известный среди специалистов под названием «Щекотать хвост дракона». Он приближает друг к другу два блока радиоактивного материала, которые в определенной точке, до которой они никогда не сближаются, могли бы достичь критической массы. III. изобразил явное удовольствие Сккллимана, которое тот получал от этого балансирования на лезвии бритвы. Во время демонстрации опыта Скиллиман как бы невзначай позволил двум блокам сблизиться больше, чем следовало. Счетчик Гейгера забился, словно в истерике, а аудитория метнулась к дверям, но охранники службы безопасности не позволили никому покинуть помещение. Скиллиман объявил, что все они получили смертельную дозу радиации. Два студента отключились на месте. Но все это было шуткой: работа счетчика Гейгера имитировалась.
Этот восхитительный жест был подготовлен в сотрудничестве с психологами АНБ, которые пожелали провести тестирование реакции студентов в подлинной «ситуации паники». Это подтверждает мою тезу о том, что психология стала инквизицией нашей эпохи.
Следствием этой шутки было то, что Шипанский стал работать под руководством Скиллимана. Он прошел тест АНБ, не показав признаков паники, страдания, страха, беспокойства — ничего, кроме «любознательности» во время опыта. Только труп мог бы проявить большее беспристрастие.
53Стычка с Отвислопузым Верхолазом, в которой, как я опасаюсь, мне выпала горечь поражения.
Шипанский, навестивший меня в моей комнате, спросил (любопытство стало наконец брать верх), почему я вел себя настолько по-донкихотски, что настаивал на заключении в тюрьму как отказника, тогда как легко мог (принимая во внимание возраст, вес, статус женатого человека) скромно ускользнуть от призыва в армию. Я никогда не встречал человека, который упустил бы благоприятный случай подобраться поближе к подобной теме. (Второстепенный дискомфорт святости — становишься, совершенно помимо воли, Обвинителем и нечистой совестью всякого, кто бы ни встретился.)