Между тем Святой Бернар уже поставил Крохотулю перед воздвигнутым на попа обеденным столом и, отойдя на двадцать шагов, стал прицеливаться. Одно только лезвие топора было длиной в добрую треть роста моей дочурки.
— Остановись, сумасшедший! — завопил я, но слишком поздно. Топор уже летел в Крохотулю, казалось кровожадно подрагивая при каждом повороте вокруг центра тяжести. Я бросился наперехват, чтобы поймать его на лету…
— Все в порядке, милый! Твой Господин начеку и не допустит беды. Спокойно, спокойно.
Если бы я сам не слишком прикладывался к медам, мне не потребовалось бы это напоминание Сворки. Могло ли на Лебедином озере произойти что-то такое, о чем стоило беспокоиться, если я всегда был под наблюдением Господина?
Когда Святой Бернар вволю потешился и остался собой доволен, я подошел к столу и выдернул топор, вонзившийся в него прямо над головой Крохотули.
— Теперь, — беззаботно начал я, — позвольте и мне показать вам, как мечут топоры на Лебедином озере. Жюли, встань-ка на место Крохотули!
Жюли, которая не спускалась с Небес своей Сворки вплоть до этого мгновения, испугалась не на шутку.
— Каддлис, ты в своем уме? Ни за что! — Однако черты ее лица быстро приобрели мягкое выражение, и я понял, что наш Господин нашептывает ей что-то успокаивающее. Она заняла указанное место перед мишенью.
Я открыл демонстрацию, метнув топор так, что он проскользнул между ног Жюли, разорвав толстую парчу ее одеяния. Затем я метнул топор из-под руки, и он снес верхушку ее остроконечного головного убора. Далее последовало несколько превосходных бросков, которые я выполнил, стоя спиной к Жюли. Мой отважный подвиг сопровождался учащенным дыханием Святого Бернара. Я завершил показ своего мастерства, метнув топор так, что он полетел не кувыркаясь, а вращаясь вокруг топорища, словно волчок.
— Спасибо, — сказал я, поклонившись в ответ на громоподобные аплодисменты Святого Бернара, но в равной мере адресуя благодарность и своему Господину за оказанную помощь.
— Ты просто замечательный! Ты настоящий гений! Я горжусь тобой, брат. Мы должны заключить торжественный союз — мы должны скрепить клятву вечного братства кровью. Blutbruderschaft![4]* — С этими словами Святой Бернар сорвал кожаный браслет со своего правого запястья и полоснул по обнажившейся плоти украшенным драгоценностями кинжалом. — Мы смешаем нашу кровь и тогда до конца…
Монолог Святого Бернара был прерван моей обильной рвотой (пир действительно был горой). Должен сказать, что, к сожалению, содержимое моего желудка оказалось единственным, что я смешал с его кровью. Мне запомнились только первые слова его проклятий, потому что, опорожнив желудок, я упал в глубокий обморок.
Придя в себя, я обнаружил, что нахожусь в космосе. Плуто взял на себя труд объяснить Святому Бернару природу моей физической немощи (хотя почему-то не упомянул о своей роли в этой истории), и Святой Бернар настоял, чтобы в качестве компенсации мы составили им с Кли компанию в путешествии на Землю. Плуто и Жюли возражали, потому что были склонны к вагнерианству еще меньше, чем я, но наш Господин, как ни странно, не посчитался с их мнением. Итак, мы немедленно отправились ввосьмером (шесть любимцев и два Господина) и, не тратя времени даром, оказались на Земле. Утреннее солнце с необычайной интенсивностью искрилось в водах озера Верхнего, перед нашими взорами снова предстала маячившая вдали главная башня кафедрального собора Святого Джона.
Возможно ли, что мне не суждено снова наслаждаться простыми радостями того времени? Неужели я больше никогда-никогда не увижу Лебединое озеро и не буду влетать среди ставших привычными астероидов? Ну можно ли это изгнание называть моим свободным выбором! О Небеса, когда я вспоминаю вас — вот так, как сейчас, — такие ясные, такие желанные, я полностью лишаюсь силы воли; ее место целиком заполняет желание вернуться к вам. Ничто, ничто на Земле не может соперничать с вами. На этой планете слишком мало энергии, чтобы даже мечтать о неограниченных ресурсах под куполами удовольствий у Господ. Не может быть никакого сравнения!
Это был рай — и вот он потерян, совершенно потерян.
Глава пятая,
в которой происходит наихудшее
Едва ноги Жюли Дарлинг коснулись земли, ее охватило сентиментальное настроение и она стала умолять нашего Господина доставить нас на ферму Скунсов, где мы с ней впервые встретились. Я поддержал ее просьбу не столько из сентиментальности, сколько из необходимости избавиться от Святого Бернара (который каким-то образом решил, что оказался по соседству со Шварцвальдом). Наш Господин, как обычно, удовлетворил каприз.