— Значит, передатчик нарушает законы сохранения?
— На нашем уровне реальности — да. Но во всей системе Вселенных — нет. Иными словами, кто-то в другой Вселенной вскоре столкнется с существенной утечкой энергии. Будем надеяться, что у него нет средств для затыкания дырки и наказания похитителей.
— Боже мой! — сказал Хэнзард, представляя величественный круговой водопад.— Ваша машина действительно могла бы изменить весь мир.
— Верно,— согласился Пановский.— А кроме того, изменится и наш взгляд на Вселенную. Совсем недавно, в 1600 году, католическая церковь признала Джордано Бруно еретиком и, как ни жаль об этом говорить, сожгла на костре. Теперь церкви придется изменить свою позицию. Что ни говори, Вселенная все-таки бесконечна, хотя у Бога нет никаких причин для смущения по этому поводу. Просто Бог будет чуточку более бесконечен. Чем больше Вселенная, тем огромнее могущество Бога. Как и предвидел Бруно, есть миры, которые никогда не увидит ни один телескоп, и есть миры за этими мирами и еще более далекие миры, бесконечности миров [[55]]. Представьте себе, Натан, что если мы передадим куда-нибудь Землю целиком, а потом передадим суб-вторую Землю, и суб-третью, и так далее, бесчисленное количество раз, и каждый раз будет возникать новое эхо. Представьте, сколько тогда миров мы наплодим!
— И это возможно?
— Возможно и больше, хотя и не сию минуту. Может быть передана вся Солнечная система. Странствуя среди галактик, мы будем возить с собой свое собственное Солнце. Вам не верится? С таким передатчиком возможно все что угодно. А для чего используете его вы! Единственное, до чего могли додуматься военные мозги — сбрасывать с помощью моего передатчика бомбы.
— А президент знает про водопадную электростанцию, о которой вы говорили?
— Конечно, знает. Любому школьнику очевидно, что теперь такая вещь возможна.
— В таком случае, почему ее не построили? Ведь с неограниченным источником энергии отпала бы всякая необходимость войны. Нигде в мире не стало бы голода, нищеты…
— На этот вопрос, капитан, вам придется ответить самому. Ведь это вы, а не я, представляете здесь правительство.
— Знаете,— сказал Хэнзард несчастным голосом,— кажется, я его тоже уже не представляю.
Глава 12
Природа души
— Ты по-прежнему не хочешь говорить ему про это? — спросила Бриди.
— А зачем? — сказал Пановский.— Для чего лишать его сна, ведь он все равно не может ничего изменить.
— Возможно, если бы он знал, он не строил бы из себя пуританина, а быстрее срывал бы розы,— сказала Джет.
— Полагаю, что об этом следует осведомиться у той леди, чьи интересы затрагиваются в наибольшей степени,— сказал Пановский, взглянув на Бриджетту, которая теперь была блондинкой и из Брид-жетты превратилась просто в Бриджетт.
Бриджетт улыбалась, она была довольна жизнью.
— Какие мнения есть еще? — спросил Пановский.
— Конечно, лучше оставить все как есть,— сказала Джет.— Я хочу поделиться с ним своими страхами исключительно из эгоизма. Чем дальше, тем труднее становится притворяться беззаботной.
— Это пойдет на пользу нам обеим,— сказала Бриди.— Притворство всегда идет на пользу.
— Кроме того,— сказал Пановский,— есть некоторые основания полагать, что приказ будет отменен. До срока еще целый месяц.
— Не совсем месяц,— поправил его двойник,— а поменьше.
— Хорошо, почти месяц. В конце концов, нынешнюю ситуацию придумал не один какой-то человек, и не этот человек ее разрешает. В настоящую минуту лучшие компьютеры мира пережигают предохранители, пытаясь что-то предпринять. Это все теория игр и блеф. Лично я ни капли не беспокоюсь за будущее. Ну ни в малейшей степени.
Однако, когда Пановский, закончив монолог, взглянул через комнату и встретился глазами со своим двойником, он поспешил отвести взгляд, потому что во взгляде убежденности было гораздо меньше, чем в словах.
— Ну а я,— рассудительно сказал двойник,— беспокоюсь.
К концу второй недели пребывания Хэнзарда в доме Пановских и через пять дней после того, как состоялся описанный выше разговор, Хэнзард обнаружил, что снова делает то, что обещал самому себе никогда больше не делать — он принялся спорить со своим гостеприимным хозяином. Пановский как-то вскользь упомянул “небольшую программу в области эвтаназии”, и Хэнзард нахмурил лоб, ровно настолько, чтобы показать, что он воспринимает подобное как “небольшую программу в области убийства”. Пановский потребовал объяснений, и, хотя Хэнзард отказался говорить на эту тему, разговор все же начался.