— О черт! — воскликнул Хэнзард.
Поворачивать обратно было уже поздно. В любой момент щелчок тумблера мог послать его на Марс.
Мучительно тянулись секунды. Хэнзард вспомнил, как он в прошлый раз проходил через передатчик: долгое ожидание, рука, просовывающаяся сквозь стену камеры…
Хэнзард вздохнул, он понял, что уже прибыл на место, а матрац лопнул в момент перехода оттого, что его нижняя часть провалилась в пол и осталась за пределами передающего поля. Так что матрац все-таки спас Хэнзарда, поскольку продырявиться мог сам Хэнзард или, скажем, кислородная маска.
Хэнзард встал на ноги и шагнул вперед в непроницаемой тьме передающей камеры. Он нащупал стену и прошел сквозь нее. В первом же светлом помещении он увидел генерала Питмана. Рядом с ним сидел и пил кофе капитан армии Соединенных Штатов Америки — Натан Хэнзард.
Ни один человек еще не казался Хэнзарду таким странным, как это капитан.
…матрац лопнул, и воздух с шумом стал выходить из него.
— О, черт! — воскликнул Хэнзард и тут же почувствовал, как расступается под ним пол. Суб-третий Хэнзард, слишком невещественный, чтобы его могла удержать энергия реального мира, начал медленно тонуть в полу.
Воздушный передатчик, в отличие от того, что был установлен в лагере Джексон, передавал непрерывно, и каждая передача рождала бесконечную цепь отзвуков на Земле и на Марсе.
Долгое, нескончаемое эхо.
Осознав безнадежность ситуации, Хэнзард суб-третий перекрыл подачу кислорода в маску. Бесчисленное множество Натанов Хэнзардов, каждый из которых был тенью тени, сделало то же самое. Они умерли, цепляясь за одну спасительную мысль:
“Я надеюсь, что у него получится”.
Глава 16
Аккорд
— Что-то вы, Натан, неважно выглядите. Впрочем, это и не удивительно. Не думаю, чтобы у меня тоже был слишком цветущий вид.
Генерал Питман кривил душой. Если говорить о нем, то лучшего определения, чем “цветущий вид”, нельзя было отыскать. Если Хэнзард за последние недели словно постарел лет на десять, то генерал стал странно и неуместно моложав. Его манеры приобрели непривычную свободу, если не сказать
— развязность. Форменный галстук был завязан небрежно, воротник рубашки расстегнут. Волосы генерала нуждались в стрижке, ботинки — в сапожной щетке. В походке появилась легкость, жесты стали резкими, речь убыстрилась. Ничего подобного прежде за ним не замечалось. Так в октябрьский полдень погода может напомнить о весне.
Хэнзард безучастно разглядывал маслянистые полоски на поверхности кофе в своей чашке. С заметным усилием он оторвался от этого занятия и заставил себя произнести:
— Нет, сэр.
— Должно быть, вам не хватает витаминов. Я заметил, что вы не всегда приходите обедать. Мы должны заботиться о своем здоровье. Крепкое здоровье
— самое большое наше достояние.
Хэнзард не мог понять, издевается над ним генерал или он в самом деле не видит неуместности тех благоглупостей, что он изрекает.
— Если бы я был Юлием Цезарем, я бы остерегался человека вроде вас, который “тощ, в глазах холодный блеск”.
Последнее замечание было не лишено смысла, поэтому Хэнзард сделал усилие, чтобы ответить:
— Какому блеску прикажете быть в моих глазах, ежели нас кормят исключительно замороженными блюдами? Достаньте на обед что-нибудь другое, и я сразу оттаю.
Смех Питмана был явно непропорционален натянутому каламбуру его помощника. Отсмеявшись, генерал разразился филиппикой в адрес армейского питания. Речь генерала была не просто обличительной, она была остроумной. Хэнзард невольно заулыбался, слушая ее.
В том же духе они продолжали беседовать, коротая вечер за чашкой не по-вечернему крепкого кофе. Вот уже две недели, с тех пор, как стало ясно, что приказ не будет отменен, они говорили о чем угодно, кроме бомбы.
Хэнзард-2 глядел на себя настоящего с чувством, близким к ужасу. Он видел тусклую улыбку, бегающие глаза, способные остановиться лишь на кофейной чашке; лицо — бледное, с дряблой, потерявшей упругость кожей. Но самое ошеломляющее в облике марсианского Хэнзарда — это было ощущение фальши. Слов, которые произносились, не было слышно, но, вне всякого сомнения, все эти слова были ложью.
В двадцать один час тридцать минут Хэнзард-1 допил кофе и, сопровождаемый Хэнзардом-2, вышел в коридор. Началось бесцельное и неестественное хождение. Во время этой маниакальной прогулки Хэнзард-2 испытал еще одно потрясение, встретив выходящего из туалета Уорсоу, который осклабился и пробормотал в спину капитана несколько эпитетов, вполне понятных даже для неумеющего читать по губам. Хэнзарда не удивило такое отношение со стороны Уорсоу, зато он неожиданно поразился привычному для военного человека факту, что Уорсоу, несмотря на свою ненависть, должен ему подчиняться. Отсюда оставался всего лишь шаг до обобщения: как странно все-таки устроен мир, люди в котором добровольно покоряются невидимым путам условностей — и Хэнзард ничуть не меньше, чем Уорсоу.