— В таком случае, начинаем являться, — объявил тостер.
Это был сигнал Гуверу.
— Уууууууууууу! — завыл пылесос своим самым глубоким и устрашающим голосом. — Уууууу!
Пират поднял заметно обеспокоенный взгляд.
— Кто там? — спросил он.
— Ууууууу… уууууу! — продолжил Гувер.
— Кто бы вы ни были, лучше вам убраться!
— Ууу… уу… уууу!
С осторожностью пират приблизился к окну, из которого раздавались эти мрачные завывания.
Получив электрический импульс от тостера, пылесос мягко покатился вдоль стены хибары к тому месту, на котором его нельзя было увидеть из окна.
— Ууу… — тихонько подвывал пылесос. — Ууу… уууу… ууу…
— Кто там? — опять спросил пират.
Он прилип носом к стеклу и обшаривал взглядом тьму, царившую за окном.
— Лучше бы вам ответить. Вы меня слышите?
Гувер откликнулся сдавленным булькающим хрипом, который должен был испугать пирата, даже если бы тот знал, что его испустил пылесос. Теперь у человека, не имевшего ни малейшего представления о происхождении этих таинственных завываний, нервы уже должны были разыграться вовсю. Когда живешь один на лоне городской свалки, конечно же, не ожидаешь услышать сдавленные хрипы посреди ночи прямо под окнами. А если ты еще и слегка суеверен, как все пираты…
— Ладно… раз вы отказываетесь сказать, кто вы, я сейчас выйду и сам узнаю!
Он еще подождал у окна, но поскольку ответа так и не последовало, пошел натянуть штаны и обуть свои ботинки.
— Я вас предупредил! — закричал он тоном, который все же невозможно было посчитать угрожающим.
По-прежнему, без ответа. Он взял связку ключей со стола рядом с радио и приблизился к двери. Открыл ее.
— Давайте, — приказал тостер пледу электрическим сигналом, переданным через шнур питания.
— Я не могу, — отозвался плед, содрогаясь. — Я чересчур боюсь.
— Вы должны это сделать.
— Нет, это противоречит закону.
— Мы уже обсуждали вопрос, и вы дали обещание. Теперь поторопитесь… пока пират не пришел сюда!
Трепещущий плед повиновался. В нем имелась дыра, проделанная ветвью в ту ночь, когда его ветром унесло на дерево. За ней пряталась лампа, и когда пират показался из-за угла хибары, плед замахал боковыми полами.
Человек встал как вкопанный, увидев перед собой силуэт, одетый в саван.
— Уууууууууууу! — завыл пылесос в последний раз.
По этому сигналу зажглась лампа. Ее мерцание сквозь дыру в пледе осветило лицо человека.
Последний, застыв от ужаса, смотрел на призрачную тень, преграждавшую ему путь. Он увидел то же, что видели до него маргаритка и белки… Он увидел свое собственное отражение в хромированном корпусе тостера. А поскольку пират был недобрым с детства, его лицо постепенно приобрело неизгладимые отталкивающие черты, свойственные только зловредным личностям. При виде этого странного существа под капюшоном пират поневоле предположил, что перед ним самый опасный из всех призраков — тот, что в точности знает, кто мы, кому ведомы все наши дурные поступки и который явился за них наказать. Даже закоренелые пираты бегут от таких призраков со всех ног, и наш проделал то же самое.
Как только он исчез, приборы бросились внутрь хижины и освободили обрадованное радио. Затем, пока человек не вернулся, взобрались в ландо, которое старый Гувер потащил подальше оттуда так быстро, как только позволяли его маленькие колесики.
Удача была с ними, и им не пришлось тратить очень много времени на дорогу. Ньютон Авеню, на которой жил их хозяин, находилась всего в километре от городской свалки. Они добрались до жилого дома рано утром, когда еще ни один молочный фургон не появлялся на улицах.
— Видите, — радостно сказал тостер, — в конце концов, все устроилось.
Увы, слова были преждевременными. Их испытания еще не закончились, а кое-что вообще не могло никогда устроиться, как им предстояло вскоре узнать.
Гувер, способный на подобные штуки, повернул круглую ручку входной двери, которая открылась, затем вызвал лифт. Когда, в свою очередь, распахнулась дверь кабины лифта, он втащил внутрь ландо и нажал на кнопку четырнадцатого этажа.
— Тут изменилось, — обратила внимание лампа, когда Гувер вытянул ландо из кабины и свернул в коридор. — Раньше здесь были обои с зелеными завитушками и белыми пятнами, а сейчас какие-то перекрещенные линии.