– Стакан вот ваш раскокал, – сказал он.
– За квартиру недоплачу в следующем месяце – куплю новый, – отозвалась она.
Он улыбнулся.
– Вы правильно подумали про Сэма Эйла, – сказал он, возя бумажным полотенцем по паркету. – То, что он здесь живет, действительно, не совпадение. А вы с ним друзья?
– Всего лишь знакомые, – ответила она. – У Мэрфи, в очереди в кассу, заговорил со мной. В день переезда пошла в супермаркет, и он там что-то покупал.
– А я, между прочим, так и думал, что рано или поздно познакомитесь.
– Не знаю, как насчет рано, – сказала она, – но вы, случайно, не поэтому ли тоже оказались в числе здешних моих первых знакомств?
Он улыбнулся.
– Один-ноль в вашу пользу, – откомментировал он, подобрав осколок стекла с пола. – Ряд факторов обусловили его проживание в этом доме, и я не хотел бы развивать эту тему дальше.
– Между прочим, он рассказал, что раньше пил запоем, потом вылечился, – сказал она. – И еще про фонд.
Он взглянул на нее.
– Фонд "Карнеги-Хилл", – сказала она. – Точное название не помню, но вы, должно быть, знаете. Фонд оказывает ему поддержку.
– И все это он вам успел поведать у Мэрфи?
– Мы еще вместе гуляли в парке.
– Вот оно что! Это уже кое-что-о-о! – протянул он. Пол, между тем, вытерли почти досуха.
– В таком разе я могу ничего не скрывать, – заметил он.
Собрав мокрую бумагу, зашагали на кухню. С пластиковым мешком для мусора на черную лестницу отправился он. Мешок полетел в мусоропровод, а она в это время приготовила новую порцию.
Вернулись в гостиную.
Расположились на софе. Сидели – каждый, подобрав под себя ногу, – смотрели друг на друга. Сдвинули стаканы – чин! чин! – улыбнулись друг другу.
Он сделал глоток, другой. Глядя на стакан, сказал:
– Думаю, между ними была связь. Против него я ничего не имею. Если она была с ним счастлива – прекрасно! Мой папочка получил то, что заслужил. Поганый мужик он был, между прочим. Даже бабник – для него много.
Вздохнул... Она заметила это, отпила из своего стакана.
– После ее смерти, – продолжал он, – Сэм, как сквозь землю провалился. Ни слуху, ни духу целых десять лет. Да вы и сами знаете, – так сказать, никакого вклада в искусство. Уже дом купил, когда до меня дошли слухи о нем. Однажды узнаю – в студии "Новая школа" читает курс "Режиссура в Золотой век телевидения". Естественно, иду, слушаю. Это было нечто, доложу я вам. Не скажу, чтобы в дребадан, но пьян он был прилично. С трудом держался на ногах, перескакивая с пятого на десятое, под конец вообще забыл, с чего начал...
Она вздохнула, покачала головой.
– Я, конечно, навел справки. Оказалось, обитает в какой-то занюханной дыре на Бликер-стрит, преподает актерское мастерство. Его отовсюду поперли, и вот он оказался здесь. В общем, мрак! Естественно, соображаю, что деньги не возьмет, если узнает, что они отцовские. Поручаю своим юристам организовать фонд. Проделать все это было несложно. Находят одного типа, тот от имени фонда входит с ним в контакт. Смитеровский лечебный центр – это само собой. Тем более, что рядом – прямо за углом. Когда дом был готов, фонд изъявил желание оплачивать его квартиру.
– Великодушно, по-доброму вы поступили тогда, да и теперь вам не откажешь в благородстве, – сказала она.
Он повел плечами.
– Лучшие работы Теа Маршалл – его режиссура. Я понимал: она непременно помогла бы ему, даже если бы между ними ничего не было. И, как я уже сказал, против него я ничего не имею, даже если он был ее любовником.
– Может, кто другой и имел бы, но вы, определенно – нет.
Улыбнулись оба. Отпили по глотку.
– Вот такие дела, – сказал он. – А мы с вами отклонились от темы, которую я хотел бы еще раз обозначить – я владелец этого дома. Так что можете, не отвлекаясь, заниматься полностью своим любимым делом. Позвольте покаяться еще в одном смертном грехе. Наврал я вам про вашу киску. Знал, знал я, мерзавец такой, из бумаг, что вы въезжаете с живностью. И у Мэрфи в субботу утром меня не было вовсе. Подумал: раз вы делали покупки, наверняка и подстилки прихватили.
Она улыбнулась.
– В догадливости вам никак нельзя отказать, – сказала она. – Хорошо, вы прощены. С удовольствием извиняю обе ваши неправды.
Чокнулись стаканами, отхлебнули по глотку.
Фелис прыгнула на софу – приземлилась точно между ними. Потопталась по абрикосовому бархату, обнюхивая его пальцы – мусор выбрасывал, а руки не помыл... Он погладил кошачью мордашку.
– Я счастлив! Все меня простили, – улыбнулся он.
Она взглянула на него и сказала:
– А вас не беспокоит мысль, что могу рассказать о вашей тайне соседям?
– Нет, – ответил он. Покачал головой. – Вы этого не сделаете. Вы будете... вы согласны с тем, что у каждого могут быть свои маленькие тайны.
– Откуда вы знаете?
Он повел плечами.
– Знаю и все. – Его голубые глаза вспыхнули, когда посмотрел на нее. – Такая уж вы, такая... – сказал он.
– Угадал?
Она кивнула.
– Да, – ответила. – Угадали.
Молча выпили.
Фелис прикорнула у его колен. Он теребил ее оранжевое ушко. Гладил по голове, приговаривая:
– Ах ты, кисуля, какая ты прелесть...
– А вы не хотите есть? – вдруг всполошилась она. – Холодильник забит всякими вкусными вещами. Курица с эстрагоном, салат, совершенно неподражаемый клубничный мусс...
– Суперграндиозно! А у меня... А у меня есть бутылка шампанского. "Дом Периньон"... Джеймс Бонд просто заходился от этого божественного напитка. Ну как? Бегу вниз и тут же возвращаюсь... А?
– А кто против? – улыбнулась она.
– Алекс на шестнадцать лет старше меня. Он читает историю архитектуры в Нью-йоркском университете. Когда мы с ним познакомились, он преподавал в Сиракузах. Я тогда училась на втором курсе.
– Сделать погорячее?
– Да, пожалуйста.
Он освободил руку, наощупь отыскал кран, повернул вентиль.