– В мыслях она, прежде всего – актриса. Поэтому так и называю, – сказал он. – Она любила, когда к ней относились, как к кинозвезде, а не как к чьей-то матери. И родила меня, потому что отец хотел иметь сына. По иронии судьбы, осталась для меня обожаемой, очаровательной молодой мамочкой, которая все делала правильно. Фильм "В поисках будущего"... Помню – день за днем потрясающее, захватывающее шоу. Я – в школе тогда учился – после уроков хватаю такси и домой, чтобы не пропустить. Тогда еще не было видаков.
Она дотянулась до его ладоней губами, поцеловала. – Дорогой, я хочу, чтобы ты знал – мне ты можешь рассказывать все.
Он лежал тихо, почти не шевелясь. Спросил:
– Что ты имеешь в виду?
Она повернулась. Он объятий не разжал. Приникла к нему. Он внимательно смотрел на нее в полумраке. Поцеловав его в кончик носа, она сказала:
– Мой милый, маленький, разве есть что-то, о чем ты не можешь мне рассказать?
Он смотрел на нее.
– Я считаю, нет ничего постыдного в том, что касается тебя, – продолжала она. – Я все пойму. Ты это знай.
– Слушай, о чем это ты?
– Доктор Пальм... – сказала она.
Он проглотил комок в горле:
– Пальм?
Она кивнула:
– Ты что... считаешь... я лечусь у него?
– А разве нет? – спросила она.
Посмотрев на нее внимательно, покачал головой.
– Нет, – ответил он. – Я в его услугах не нуждаюсь. Ни раньше, ни сейчас. И ни в чьих других. Почему ты так решила? Однажды тебе рассказал про то, что услышал в лифте. Поэтому?
Она кивнула:
– Мне показалось странным, что он говорил в лифте про Эдипов комплекс, там был еще кто-то. А ты услыхал.
Он улыбнулся. Перевел дыхание.
– Но так было на самом деле, – сказал он. Улыбка во весь рот. – В жизни случаются невероятные совпадения.
Она прижалась к нему, уткнулась лицом в его плечо. Засмеялись легко и спокойно.
– Ах, дорогой мой, не сердись. Прости! Ничего другого я в виду не имела. Поверь мне! Господи, какая же я... Это послужит мне уроком. Я была совершенно уверена...
Они целовались, прижимаясь друг к другу. Фелис соскочила с кровати.
Он смеялся, обнимая ее. Задержав дыхание, выдохнул с шумом.
– Господи, Кэй! А я никак в толк не мог взять, о чем это ты?
Они катались на катере вокруг Манхэттена.
Она ерошила его волосы.
Он вручил ей подарок от "Тиффани", завернутый в голубую бумагу цвета его глаз. Филигранной работы сердце на цепочке. Большое золотое сердце. Изумительно выполнено.
Она ему – два килограмма желейных мармеладин, ароматных, вкусных и ярких-ярких. "Душистый горошек".
Позвонил Сэм:
– Как поживаете?
– Прекрасно. А как вы?
– О'кей. Уезжал в Аризону. Брат скончался.
– Примите мои соболезнования.
– Н-да, вот так. Что поделываете? Какое несчастье с вашим приятелем, Широм. Поневоле начнешь задумываться, не роковой ли этот дом?
– Вряд ли, – заметила она.
– Послушайте, а я, пока был в отъезде, все размышлял над тем, что вы сказали. Я о мемуарах. Решил, отчего не попытаться. Объединю оба принципа: развлекая – поучать и поучая – развлекать. Веселенькая будет книжица, а?
– Прекрасно, Сэм! Просто очень хорошо, – сказала она. – Рада. Правда. Уверена, получится. Ах, как здорово.
– Спасибо на добром слове. А я тоже надеюсь. Кое-что уже набросал. Как это у вас там называется? Глава номер один, так? Не хотите взглянуть?
Она вздохнула.
– Знаете, я ведь имею дело в основном с беллетристикой. Вроде бы не по профилю. Хорошо, присылайте, верней, оставьте в швейцарской. Я покажу другому редактору. Думаю, он отнесется с полной ответственностью и даст объективную оценку.
– О'кей... Спасибо. Годится. Буду вам весьма признателен. В каком виде? На машинке?
– Да. Через два интервала и, пожалуйста, чтобы не слепой шрифт.
Она сообщила об этом Питу, как только тот появился у нее. Он пришел поздно. Сказал, что неполадки в программе. Пришлось повозиться...
– Интересно получится, должно быть, – откомментировал он новость, опускаясь рядом на край кровати.
Она уже лежала.
– Возможно, узнаю в конце концов, что там было между ним и Теа Маршалл.
Он стал развязывать шнурок на сникере. Фелис мешала, играла со шнурком, решив, что с ней забавляются.
– У меня создалось впечатление, что отношения были. Особого сорта, что ли. "Не могу жить без тебя, а я – с тобой" – вот такой, кажется, вариант. Думается, Сэм расположен говорить о ней весьма нелицеприятно.
Он, передернув плечами, взглянул на нее:
– Вот-вот! И поэтому ты хочешь отдать это другому редактору?
– Не поэтому, – заметила она. – Я, как тебе известно, редактирую художественную литературу.
– Это была твоя идея, – сказал он, сняв, наконец, обувь. – Я считал, что ты изъявишь желание редактировать и его книгу.
Собрав страницы рукописи, которую она читала перед его приходом, сложила в папку.
– Мальчик мой, – сказала она, покачав головой, – я бы и хотела, но только если была бы хоть наполовину уверена, что там все нормально. Теперь, когда мне известно о твоей роли в его судьбе и об этом фонде, в то время как он ничего не знает, не думаю, что я могу быть объективной. Отношения между редактором и автором должны быть искренними и чистосердечными, особенно с таким, который требует бережного отношения к тексту из главы в главу. – Отложила папку в сторону. – И еще потому, Думаю, могут возникнуть сложности, если он коснется того, что ранит тебя.
Он смотрел на нее. Она напряглась. Улыбнулась ему, протянула руку, погладила по щеке.
– Все это не суть важно, мой маленький, – сказала она. – И знать бы его не знала, если бы ты не поселил его в этом доме. Разве нет?
Он кивнул.
– Пора спать. Раздевайся и ложись, – сказала она и улыбнулась.
Сэм оставил внизу, в швейцарской, конверт. Двенадцать страниц на машинке, перегнутых пополам. Машинистка из него, конечно, ни к черту! Это по форме, зато по содержанию – блеск! Нью-Йорк... Тридцатые годы... Сэму – восемь лет, Эйбу – двенадцать... В Бронксе – дядя Морис, актер. Вдохновитель – с одной стороны, и организатор – с другой. Начало творческой деятельности в составе постановочной группы спектакля "Стойте слева".