Сюжет такой жизни, в общем-то, один: работа, работа и еще раз работа. До головной боли, до щемления в сердце, до стона, до седьмого пота. Причем в основном это работа не с бумагами, от общения с коими потом перед глазами скачут электрические блохи, цифирь и буквы, — это работа с людьми. Разные люди! К каждому свой подход. Порой с ними трудно, очень трудно, в жизни, в работе. Но в творчестве эта нервная трата обернется таким необходимым писателю разнообразием человеческих характеров и воздастся за все муки сторицей.
Даже беглое знакомство с такими рассказами В. Топоркова, как «Поздний хлеб», «Перекати-поле», «Напарники», «Школа на пригорке», «Дукат», открывает читателю разнообразие человеческих типов, как правило, простых сельских тружеников. Однако не хотелось бы называть их «простыми людьми», ибо они отнюдь не простые люди, если служат нам примером, укрепляют в нас желание не поддаваться фальши, пошлости, учат сострадать и любить, стойко переносить невзгоды.
У Топоркова имеется некий психологический сцеп, который позволяет ему всегда держаться в сборе и почти всегда из тьмы дел выбирать одно, наиглавнейшее, может быть, и неприметное на первый взгляд, и не самое главное на нынешний день, но завтра оказывающееся самым главным; не выполни его — обязательно завалится что-нибудь крупное, а дело, которое все время мозолит глаза и потому кажущееся главным, откладывает, ибо, как потом оказывается, не оно главное… К главному делу Топорков припластовывает другие, стержневые — вокруг каждого стержня много мышц, потяни все это — и покатится гигантская повозка. А район — да еще такой, что примыкает к областному центру, — действительно схож с гигантской повозкой, у которой все детали, все части должны быть подогнаны друг к другу, все должно быть вовремя смазано, подремонтировано. Чтобы эта повозка не скрипела расшатанно, чтобы с колес не слетали обода — это же живой механизм, управлять им необычайно трудно, — за повозкой надо постоянно следить.
Когда Топорков принял район, то дыр в повозке было больше чем достаточно, многие годы не выполнялся план, убыток составлял 91 миллион рублей. План по свекле не выполнялся, например, одиннадцать лет подряд. Хлеб был в загоне… Хлебный район брал иногда всего по три, максимум по четыре центнера зерна с гектара. Где такое видано? Да на богатых урожайных землях! Но все это было, было, было!
Огрехи, огрехи. Как выполнить план по той же свекле? Топорков объехал поля: посажено вроде бы достаточно, но многие участки оставлены без присмотра, вместе со свеклой растет цепкий, способный удавить все живое бурьян, вода никак не подается — есть только то, что дает небо, другого питья у свеклы нет. Душу бы этой земле, доброе сердце и добрые руки! Но ни души, ни сердца, ни рук…
Непросто было Топоркову — и печаль, случалось, накатывала на него и отчаяние. Тем более что в прежнем руководстве района люди разуверились и Топорков попал в некую мертвую зону — тень прежнего руководства падала на него.
Можно было, конечно, сделать ставку на новую технику, на обилие удобрений и высокосортных семян, на «попутный ветер», который всегда сопровождает нового руководителя в первую пору (я имею в виду отношение обкома, некий «карт-бланш», который всегда дается, когда человек вступает в должность), но Топорков пошел по другому пути — сделал ставку на людей. Везде, во всех делах главное — это человек, считал он, главнее быть не может.
Прежде всего надо было доказать людям, что ни он, первый секретарь, ни районные руководители — не белоручки, они тоже умеют работать физически. Такие вещи доказываются не словами — тут даже самое красивое и ловкое краснобайство не проходит — доказывается только делом и собственными руками, поэтому бюро райкома партии приняло решение: всем руководящим работникам района взять шефство над свекольными полями — показать пример, дать понять людям, что они способны не только руководить, сидя в кабинетах. Кое-кому это, конечно, пришлось не по вкусу, но решение есть решение: для того решение и принимается, чтобы его выполняли.
Топорков следил за своим полем, как за собственным рабочим столом: если на столе появляется лишняя бумажка, то немедленно убирает ее, либо дает ход, чтобы не мозолила глаза; так и на поле, сорняки он вырубал под корешок еще в зародыше, землю перебирал руками, на неделе по нескольку раз появлялся на подшефном участке. Глядя на первого секретаря, и другие старались не отлынивать — стеснялись, можно так сказать, и едва выпадала свободная минута, тоже спешили появиться на своих делянках.