— А я гляжу, ты, голубок, рьяно работаешь. Пот, вон он, солью на плечах выступил.
Мишка промолчал, хоть похвала пришлась по вкусу, а дед продолжал серьезным тоном:
— Ну как, Михаил, определился?
Вопрос был понятен и без расшифровки, деда тоже волновало, куда внук будет поступать.
— Да нет, деда, еще размышляю…
— Ну и зря, много думать будешь — в голове трещина появится. — И опять засмеялся.
Мишка наморщил лоб, заговорил:
— Колька Спирин меня на биологический факультет в университет зовет…
— Чего? — переспросил дед, хоть на слух он не жаловался. — Куда тебя этот Колька-шалопут зовет?..
— В университет, биологию изучать…
— Она что, эта биология, тебя кормить станет?
— Ничего ты, деда, не понимаешь. — Мишка оживился, от лица отмахнул мошкару, продолжал быстро: — Биология — наука двадцать первого века. Человек, который ею овладеет, любую силу одолеет…
— Чудак ты, Мишка, — дед сплюнул в сторону, — малый здоровый, а с заскоком. Да до него, двадцать первого века, дожить надо. В мои молодые годы говорили: век закончится и конец света придет. Конечно, и тут брехня, но твоя биология кормить хлебом не будет. Ты вон посмотри, как люди живут… Даром хлеборобы, образование кот наплакал, а живут как у бога за пазухой… Я вот сегодня с бабкой Еленой подумал: а чего ему, Мишке, какого рожна надо? Дуй-ка ты, Мишка, на ветинара учится…
— Куда-куда? — спросил Мишка.
— На ветинара…
— Да какой из меня ветеринар получится?
— Самый натуральный, — у деда снова усы затопорщились. — Ты вон на Яскала посмотри…
Семен Яскал, односельчанин, ветеринарным врачом работал лет тридцать, ходил в фуфайке, кирзовых сапогах, но жил богато, в большом деревянном доме, рубленном «в крест», а в гараже стояла «Волга», почти новая. Говорят, на рынке за нее Яскал тысяч пятнадцать отвалил. Почему-то это в первую очередь Мишке в голову пришло, когда дед Поликарп про Яскала вспомнил, а тот продолжал:
— Он как живет? Не клят, не мят, деньгу хорошую получает, а от народа уважение. Скотина какая занедужит, куда идут? К Яскалу… Или, скажем, кабанчика надо забить — он первый помощник. Ученость у него небольшая, после войны техникум одолел, но практической пытливостью многого достиг. Он, Яскал, при всех временах дело иметь будет.
Мишка задумался. Почему-то он раньше о ветеринарской должности не помышлял. А может, он прав, дед? И из села уходить не придется, рядом с матерью будет, и как-никак работа уважаемая. Мишка любил животных, и, если говорить откровенно, корова Милка на его плечах была, мать не всегда даже подоить ее могла из-за болезни. Милка, кажется, Мишку всерьез воспринимает, даже мычать начинает, когда он в хлеву появляется.
Дед Поликарп между тем разулся, тапки свои кожаные на рядок положил, косу взял в руки, на новый рядок зашел, прокос сделал. Но, видать, ушла сила из дедовских рук, одолел он с десяток метров и снова присел рядом с Мишкой, тяжело, со всхлипом в легких, дышит.
— Видать, Мишка, косец из меня хреновый. Укатали сивку крутые горки, — сказал дед. Потом утихомирил свое прерывистое дыхание, спросил: — Ну как моя мысля, подходит, а? Ты, Михаил, одно в голову возьми: матке твоей тебя тяжело содержать в городе будет, а тут я в помощники набиваюсь. Там в институтах когда экзамены?
— В августе…
— Ну вот, денежки, они и потребуются… когда рубль в кармане, человек себя хозяином чувствует. Как говорится, без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек…
Мишка поморщился, хотел возразить деду, что не все в жизни рублем оценить можно, но денег у них и правда с матерью не было, а дед — скупердяй известный, и если он свои услуги предлагает, значит, щедрость эта продумана. Да и корысти вроде никакой. Скотину дед не водит давно, луком на огороде занимается. Занятие безобидное — весной грядки на огороде вскопал, высадил севок, летом сорняки выполол — и все. А осенью лучок звонкою монетой оборачивается. Каждый килограмм полтинником в карман катился. Сидит Мишка, думает. Чтоб «ветинаром», как дед выразился, стать, целых пять лет потребуется. Ох, долго одной матери лямку тянуть. Но дед точно мысли его прочитал.
— Я, Михаил, хочу, чтоб ты человеком на земле полезным был, делу хорошему служил. На иного мужика смотришь — живет как полынь, ни богу свечка, ни черту кочерга…
Дед помолчал, жевал травинку:
— Он, Яскал, всю жизнь в авторитете пребывает. А такой же, как и мы, сиволапый. Вот и возьми его за рупь двадцать…
— Да что ты, деда, все о Яскале да о Яскале? — в сердцах спросил Мишка.