Евдокия хотела и про затраты сказать, и про ремонт, и про то, как хорошо в деревне: воздух — хоть умывайся, река за огородами — старица, вода обжигающая, родники ее питают, в последнее время рыбы пропасть стало, но сын опередил ее, сказал как о деле решенном:
— Нет, нет, мать, про дачу не стоит говорить. Я уже и сруб заказал, участок выбрал… Далековато, правда, но место по красоте нашей деревне не уступит.
Евдокия разговор прекратила, поняла — не убедишь сына. Настойчивость его известна. Только от этого как-то горько стало на душе, и обида тяжелым камнем легла.
Григорий Никитович появился на другой день, когда Сергей с невесткой уже на работе были. Сбросив в коридорчике туфлишки свои, грязью замызганные, и подмигнув Полине Егоровне, он в зал неслышно прошел, ладошку лодочкой протянул Евдокии.
— Не ждали в гости?
Евдокия улыбнулась.
— Да какие ко мне гости в городе? Я и не знаю тут никого. Сын бы не жил, поди, и дорогу не знала бы.
Григорий Никитович тоже засмеялся, довольный, наверное, вопросцем своим неожиданным, заговорил быстро:
— А вот и ошиблась, дорогая Евдокия Лукинична. Мне вот понадобился автограф ваш на память. — И из бокового кармана бумажку достал, развернул и на стол положил, накрыв ладошкой.
— Какой такой авто… — Евдокия на слове этом точно поперхнулась, на Григория Никитовича с удивлением поглядела.
Григорий Никитович взгляда этого не выдержал, голову вниз опустил — на макушке лысина сверкнула, — проговорил:
— Одним словом, роспись ваша нужа на бумаге вот этой…
— Какая такая роспись? — Теперь Евдокия фразу до конца произнесла.
— Как бы вам объяснить покороче, а? Вы вчерашний разговор наш с Сергеем Николаевичем помните? Ну, насчет дачи? Ну, так вот… Чего дело в долгий ящик откладывать, а? Я сегодня подумал и решил: хорошо, что Евдокия Лукинична в городе оказалась, оно и кстати. Лес-то мы для дачи в своем управлении выписываем. На сына оформишь — завтра скандал разразится, мол, начальник для себя в первую очередь старается. А на вас оформили — вроде святое дело делаем: солдатской вдове помогаем. Любому ревизору рот заткнем…
— Ты бы, милок, меня в эти дела не втягивал, а? — попросила Евдокия.
— Да что вы боитесь? — Григорий Никитович по комнате заходил. — Какой грех-то в этом? Подумаешь, десять кубометров осины! Неужели мы права не имеем своему начальнику продать? Сами посудите, Сергей Николаевич, можно сказать, на работе сгорает, каждый день с семи утра и до поздней ночи для производства старается, а потребовалось ему гнилье — иди на лесоторговый склад, в очередь становись, унижайся… Авось не бесплатно, а все как полагается, ряд по ряду, по лавочке. — И снова засмеялся.
Евдокия вздохнула тяжело, ручку, протянутую Григорием Никитовичем, приняла с опаской, точно ей в руку острую бритву давали, в бумажке несколько закорючек поставила. Грамотей-то она известный, в школе только две зимы училась, и когда расписалась, даже довольна собой стала: слава богу, одолела.
Григорий Никитович бумажку опять в карман аккуратно спрятал.
— Вот спасибо, вот спасибо. Только вы, Евдокия Лукинична, об этом нашем с вами дельце сыну не говорите. Ни к чему ему лишнее беспокойство…
Григорий Никитович бесшумно в коридор выпорхнул, рукой помахал сначала Евдокии, потом Полине Егоровне.
— Ну, я слинял. — И с тем за собой дверь захлопнул.
Евдокия, наверное, с минуту глазами удивленно моргала от этих последних слов, потом на диван уселась, задумалась. И на душе брезгливость к себе появилась, точно она жабу холодную в руки взяла. Выходит, ее Григорий Никитович облапошил. Ведь если с делом разобраться, лес-то им в управлении небось не для дач дают, а на дела какие-нибудь важные, государственные. На квартиры, скажем, или постройки какие. Выходит, она, Евдокия, вроде воровки какой оказалась, бумажку эту подписав, будто в карман к кому залезла. На такие дела, хоть и для сына родного, идти неслед, а?
Но вечером, когда Сергей домой вернулся, сказать о случившемся побоялась: а вдруг сыну настроение испорчу перед самым радостным днем? Так подумалось.
День рождения сына праздновали через два дня в ресторане. Евдокия, узнав об этом, вроде и повздорила со снохой, дескать, уж куда лучше дома, в семейной обстановке, в зале стол накрыть для гостей, попотчевать продуктами домашними, песни попеть… Но Ростя — всегда спокойная, приветливая — замолкла надолго, точно поперхнулась, а потом заговорила резко: