Плюнул с досады Витька, направился к выходу.
…На заводе Витька оказался случайно. После того разговора с Трофимычем Витька неделю убирал хлеб, убирал, что называется, молчком, с председателем больше не сходился, но заявление в конторе оставлено, и наверняка ему ход будет дан.
Но когда гонял на ремонт в Сельхозтехнику свой комбайн, случайно услышал от диспетчера, что посылали на завод за запчастями, да приехали порожняком, просим помощь людьми во вспомогательные цеха.
— А что, — сказал Витька диспетчеру, — рвать можно. Говори своему управляющему, мол, Шмаков из «Светлого пути» согласен.
— А как же дом, семья?
— Я казак вольный, были бы гроши да харчи хороши, так говорят.
— Это ты не беспокойся. Общежитие дадут, на заводе заработки хорошие.
— Значит, порядок. Готовь, маманя сухари Витьке Шмакову.
Конечно, про сухари Витька сказал так, для красного словца. От его райцентра до Ростова езды было часов восемь, к тому же поезд уходил ночью, а утром был в городе. Так что можно поужинать дома и на завтрак пожаловать хоть в любой ростовский ресторан.
Вызова Витька ждал неделю. Случайно узнал, что камнем преткновения стал председатель колхоза Иван Трофимыч, мол, не резон лучшего работника потерять, вон и зябь не вспахана, на трактора сажать некого, а тут еще одного работника лишимся.
В другое время, может быть, Витька бы и согласился с председателем, но тут шлея попала под хвост. Вечером, застав Ивана Трофимыча в правлении, он взял, как молодой конь, с места в карьер.
— Почему не отпускаешь, председатель? Что мне колхоз, на кону достался?
— Да пойми ты, Виктор…
— А мне понимать нечего. Может, я в Ростов невесту искать еду? Мне что, как старому инвалиду, век без жены жить? Татьяну мою теперь не вернешь…
Врал, конечно, Витька, напропалую. Никаких мыслей о вторичной женитьбе у него не было. Овдовев два с половиной года назад, он чуть не каждый день, если в поле не был занят, ходил на кладбище, как он говорил, «к Татьяне». Сказать, чтобы внешне Витька был убитый горем, вряд ли можно, но замечали люди, что, когда он выходил с кладбища, фигура его горбилась, будто на плечах у него лежал увесистый чувал, лицо делалось каким-то дряблым, старческим.
…Витька овдовел неожиданно.
— Значит, повез я свою Танюху в Коробовку, — начинал он свой рассказ друзьям. — Мне Иван Трофимович разрешил даже своего жеребца Ястреба заложить в коляску. «Езжай, говорит, Виктор, только тихо, смотри, Татьяну не растряси прежде времени. Да скажи ей, чтоб мужика рожала. Лишний работник в колхозе будет».
Дальше он надолго замолкал, лез в карман, доставал папиросу, сосредоточенно разминал своими короткими пальцами, хлопал по карманам, разыскивал спички. Впрочем, друзья знали Витькину трагедию сами до конца. Знали, как ликовал он, когда узнал, что родила ему Татьяна сына. На следующий день приволок тот в колхозную мастерскую литр водки и банку маринованных огурцов, прибрал под верстак.
— Вечером, — сказал он друзьям, — будет малый сабантуй. А большой, когда Татьяну привезу из роддома.
Семь дней бегал Витька в правление, звонил в Коробку. Его уже признали там, на другом конце провода, и всякий раз шутили:
— Что, молодой отец, сгораешь страстью? Вот сын начнет разговаривать, и отдадим…
Татьяну выписали на девятый день. Иван Трофимович, к которому он утром прибежал просить транспорт, сказал:
— Вальке Чубареву скажи — пусть машину готовит. Только так давай договоримся: транспорт долго не держи. Семена возить надо. А то я твою манеру знаю — начнешь крестный ход по кабакам совершать, к вечеру явишься.
— Это ты зря, Трофимыч. В другое время, может быть, и согрешил бы, а тут ни в коем случае. Явка строго и обязательная, так? Там дома бабка заждалась — когда сноху с внуком привезу.
— Ну тогда валяй, Шмаков…
Часов в десять были Витька с Чубаревым уже в роддоме. Татьяну с сыном Витька посадил в кабину, плотно закрыл дверь, помахал рукой.
Уже когда тронулись, крикнул:
— Смотри, Чубарев, не гони, а то я твою манеру знаю — больше скорость — меньше ям…
Привела к катастрофе как раз безобидная яма с мутной дождевой водой. Резко, как юла, крутанулась вправо автомашина, ударилась в придорожный кювет. Что было дальше, Витька не помнил. Очнулся в канаве, весь, как черт, вымазанный в грязи, вскочил на ноги. В голове стоял тягостный звон, болело правое плечо. Витька бросился к машине. В кабине глухо стонала Татьяна, малыш лежал у нее на руках, надрываясь от крика. Чубарев крутил рукояткой, пытаясь завести машину.