— Саня, а что у него за бизнес? — поинтересовался я.
— Стоит у метро и брызгалки какие-то продает. Они многофункциональные — можно цветы поливать, можно отраву от тараканов распрыскивать. В общем, старух разводит этот Дима, — объяснил мне Македон.
— Откуда же такая деловитость: «Я бизнесмен, все деньги в деле»? — недоумевал я.
— Талант, — коротко ответил эстонец.
Да, уж. Тут действительно талант нужен. Я поверил, что этот гуттаперчевый паренек — воротила какого-нибудь теневого бизнеса. Умеют некоторые люди себе веса придать: торгуя брызгалками за десять центов, преподносить себя как наркобарона.
Мы с Урмацем сбегали за бутылкой в ларек. Со спиртным беседа пошла веселее. Македон с видом триумфатора вытащил из кармана листок бумаги. Там был написан номер телефона.
— Вот, Аркаша, то, что нам нужно! — торжественно объявил эстонец.
— Что это за телефон? — спросил я.
— Это кооператив «Благовест» — околопоповская организация, а уж у долгогривых деньги всегда есть, и платят они хорошо, — ответил Македон.
— А что делать там надо? Что за работа?
— Не знаю, но слышал, что там требуются студенты медицинских вузов.
— Саша, мы ведь уже не студенты. Ты забыл, наверное. Нас отчислили еще в январе, — напомнил я Урмацу.
— Студенческие билеты у нас ведь не забрали. Так что формально мы еще учимся, — резонно ответил Македон.
На следующий день мы поехали в Смольный, где располагался офис общества «Благовест».
В просторном помещении соискателей рабочих мест встречали миловидные девушки. Выдавали бланки, и заполнивших их претендентов заводили в кабинет директора. Я осмотрелся. Устраиваться на работу пришли в основном прыщавые, очкастые девицы. Мы с Македоном выгодно отличались от несимпатичной, довольно безликой массы, пришедшей сюда в надежде стать сотрудниками «Благовеста». Мы заполнили стандартные бланки — дата рождения, фамилия, имя, отчество, образование. Сидим, ждем своей очереди. Через некоторое время к нам подошла девушка — распорядительница: «Проходите в кабинет, пожалуйста».
Директором «Благовеста» оказался небольшой полный человек жуликоватой наружности.
— Наконец-то! — директор захлопал в ладоши и пододвинул нам с Македоном стулья. — Прошу, прошу! Как хорошо! Нам очень нужны молодые, сильные мужчины, — щебетал он и подозрительно пялил на нас свои наглые, масляные глазки.
Мы с другом переглянулись: уж не в пидорскую ли контору нас занесло? Мы уселись на стулья возле директорского стола. Работодатель то сидел, сложив короткие волосатые ручки на животе, то вскакивал и бегал по кабинету, непрерывно что-то говоря.
«Христианское милосердие, помощь немощным и больным — вот задача „Благовеста“».
Ценитель молодых и сильных мужчин лил воду, разговор был ни о чем.
— Короче! Что мы должны делать и сколько вы будете платить? — пресек я директорские словоизлияния. Я человек прямолинейный. Недавно из армии. Люблю, чтобы все было ясно. Неважный я дипломат, да что там, прямо надо сказать — никудышный я дипломат.
Директор осекся на полуслове и повел разговор теперь уже о реальном положении вещей. Работа наша заключалась в уходе за смертельно больными, умирающими уже людьми. Проще говоря, нам предлагалось быть сиделками. Мужчины здесь были нужны для тяжелой физической работы — перекладывать больных, многие из которых отличались грузным телосложением, опускать их в ванну, вытаскивать оттуда. Зарплата предлагалась почасовая и устраивающая нас. Мы согласились, и директор «Благовеста» отправил нас к девушке-менеджеру за получением первого задания. Она прочитала наши анкеты, причем моя фамилия вызвала у девушки живой интерес.
— Какая фамилия у вас интересная. Русская. Шугаев.
— А как вам моя импортная фамилия? — ревниво поинтересовался Урмац.
— Тоже ничего, — тактично ответила девушка.
Я отправился на первое дежурство. Через двенадцать часов меня должен был сменить Македон. На входе в больницу меня остановил охранник.
— Вы куда, молодой человек? — спросил грозный секьюрити.
— Я из «Благовеста», — произнес я точно пароль.
Ключевое слово сработало, охранник сразу стал приветливым и добродушным. Руководство «Благовеста», видимо, подкармливает больничный персонал.
Мой подопечный лежал в отдельной палате и медленно умирал. Он не разговаривал, не шевелился. В полной тишине я просидел с ним двенадцать часов. Македон вовремя пришел на смену, мы перекинулись с ним двумя-тремя словами, и я поехал домой спать. Через два часа меня разбудил телефонный звонок.