Это я привел первые вспомнившиеся мне примеры, а были ведь еще и стремительные победоносные войны, когда крошечный Израиль давал просраться сразу нескольким полноценным арабским странам одновременно.
Меня нельзя назвать юдофилом, но действиями еврейских военных я всегда восхищался. Теперь вот и мне предстояло послужить в Армии Обороны Израиля. Ну что же, плюсы в этом, конечно, есть:
1. Мне будут платить деньги.
2. Там будут новые, незнакомые люди.
3. В армии можно подучить иврит.
4. Военнослужащим бесплатно лечат зубы.
5. Можно будет сделать интересные фотографии.
6. Семья отдохнет от меня, а я от нее.
Минусов я не смог найти, как ни старался, ну это и не удивительно — я ведь оптимист.
И вот я принял душ, кинул в сумку комплект чистого белья, зубную щетку и поехал в Хайфу, на медицинскую комиссию. В здании, где проверяли здоровье потенциальных военнослужащих, на меня составили медицинскую карту и отправили проходить врачей-специалистов. Первым делом из меня выкачали немного крови, потом заставили нассать в узкую пробирку. Взвешивание показало, что масса моего тела достигла 98 килограммов. Зато при измерении роста меня, в буквальном смысле слова, унизили — украли два сантиметра.
В одном из кабинетов меня заставили полностью раздеться и остались очень недовольны моим необрезанным членом и медным крестом, который висел у меня на груди.
— Чего вы морды кривите, я к вам в армию не напрашиваюсь, сами меня позвали, — сделал я замечание врачам.
— Извините, — попросили прощения эскулапы.
— Вот так! — удовлетворенно поставил я точку в разговоре и вошел в следующий кабинет.
Невропатолог сначала нежно водил по моему телу иголкой, с интересом заглядывая в глаза. Потом пригласил присесть на стул и принялся размахивать перед моим лицом каучуковым молотком.
— Положи ногу на ногу, — приказал врач.
Когда я выполнил его требование, доктор изъявил довольно странное желание.
— Оскалься! — попросил он.
Ну, думаю, мутотень какая-то начинается. Но обнажил все-таки зубы в хищном оскале, зарычал даже, чтобы натуральнее получилось. Зря, наверное, — доктору, похоже, не понравилась получившаяся у меня звериная морда, а может он просто испугался. Не знаю. Но невропатолог вдруг с остервенением начал бить меня молотком под коленную чашечку. Нога моя самопроизвольно запрыгала.
— Чего ты бьешь-то, сам ведь просил оскалиться, — возмутился я.
— У тебя травмы головы были? — вместо ответа спросил доктор.
— Были, конечно! Что ты сам не видишь? — я указал ему на шрамы, которые покрывали мой череп.
— Хорошо! — обрадовался этот странноватый врач и стал что-то писать в моей медицинской карте.
— Теперь иди к психиатру, — добавил он.
— Что, все так плохо?
— Иди, иди, — невропатолог явно не хотел меня расстраивать.
Психиатр был более приветлив, да и молотка у него в руках, слава богу, я не заметил.
— Водку пьешь? — задушевно спросил доктор.
— Бывает, но предпочитаю коньяк или горькие настойки.
— И часто выпиваешь?
— Да почти каждый день.
Психиатр сделал пометки в медицинской карте.
— А голоса посторонние тебе не слышатся?
— Да нет, мне жены с тещей достаточно, посторонних голосов еще не хватало.
— А бывает такое, что тебе хочется разбить какой-либо предмет, сломать его? — доктор, казалось, пытался проникнуть в мой мозг.
— Почти все предметы, попадающие в мои руки, ломаются сами, без моего участия.
— Хм… интересно…
— Интересного тут мало. Денег жалко.
— Аркадий, на следующий вопрос я попрошу тебя ответить предельно искренне.
— Постараюсь, — пообещал я.
— Увлекался ли ты половыми извращениями? — шепотом спросил врач и подался вперед.
— Было, — честно, как и обещал, ответил я.
— Что было? — психиатр снял очки и перегнулся через стол, глядя мне в глаза. Он был настолько заинтригован, что даже вспотел.
— В возрасте десяти-двенадцати лет я давал кошке свою залупу лизать.