Я расценивал эти слова как проявление зависти и не реагировал на них. Я слепо доверял своей жене, а как же иначе? Если нет полного доверия, тогда и жениться не стоит… Сейчас, по прошествии нескольких лет, я убедился, что люди были правы. Но тогда я и представления не имел о том, насколько далеко может зайти женщина в своем коварстве, и потому решил устроиться на более высокооплачиваемую работу. В супермаркете платили все-таки маловато. Но прежде чем поменять место работы, я решил съездить в Питер, я не был в родном городе несколько лет и сильно ностальгировал.
— Съезди, съезди! — иронично говорил мне тесть. — Как посмотришь на бардак, который там творится, так и ностальгия твоя улетучится без следа.
Тестю я, конечно же, не поверил, а поехал в Хайфу, где и купил билет на самолет, выполняющий рейс Тель-Авив — Санкт-Петербург.
После покупки билетов я отправился побродить по Хайфе. Случайно, в одной из арабских лавочек нижнего города, мне удалось купить несколько бутылок великолепного испанского вина. Это был сухой херес. Израильские виноделы выпускают неплохую продукцию, но хереса я почему-то в продаже не встречал. А тут такая неожиданная радость — сразу несколько бутылок. Вино вообще-то не мой напиток, я редко употребляю жидкости, содержащие менее 40% этилового спирта, но тут я готов был сделать исключение. Все-таки херес, благородное вино!
Чем же закусывать? Я решил, что это непременно должен быть сыр. Как-то раз мне бросилась в глаза афиша, там было написано: «Праздник вина и сыра». Кто устраивал этот праздник, неизвестно, но звучало здорово: вино и сыр, прекрасное сочетание. Какой именно сыр подобрать к хересу? Неизвестно, какие там механизмы сработали в моем перегретом израильским солнцем мозгу, но ответ явился сам собой — что-нибудь типа «Рокфора», с плесенью обязательно чтобы был, пикантный, изысканный. Праздник — так уже праздник! Стоил этот сыр недешево, намного дороже остальных сортов, но я все-таки купил полкило.
Дома Инга нарезала сыр аккуратными, очень аппетитными кубиками и воткнула в каждый из них по зубочистке, чтобы можно было, интеллигентно взяв тонкую палочку двумя пальцами, отправить ароматный кубик в рот. Я тем временем открывал бутылки с вином. Долго, наверное, херес пылился в арабской лавке, ждал своего покупателя: пробки выходили с трудом, нехотя, натужно. Я открыл сразу все бутылки, а то ведь Инге может прийти в голову мысль выпить одну бутылочку и на этом закончить праздник.
Едва я разлил вино по бокалам, как Инга сказала:
— А давай Серегу позовем, пусть кайфанёт с нами. Он ведь, наверное, немного деликатесов пробовал там у себя в Приднестровье.
Я позвонил Гофману и пригласил его на «Праздник вина и сыра». Я еще не успел положить трубку на место, а Сергуня уже нетерпеливо звонил в дверь. Входя в квартиру, он недовольно бормотал себе под нос: «Вино-то, наверное, все уже выпили», но увидев на столе непочатые бутылки, удовлетворенно запыхтел и двинулся на кухню.
Инга подала гостю бокал вина. Гофман осушил его и взял зубочистку с нанизанным на нее сыром, привычно занюхал и вдруг подозрительно поднес закуску к глазам. Лицо его искривилось в гримасе страшной обиды и недоумения.
— Стыдно вам! Посмеяться надо мной решили?
— ???
— Думали, я не глядя проглочу эту гниль, пахнущую немытыми ногами, а вы ржать надо мной будете?
— Какую гниль, придурок, это изысканный, деликатесный сыр! — пытался объяснить я.
— Ну вот сам и сожри его первый, а я посмотрю, — нашелся Сергуня.
— Смотри, лапоть, — я с удовольствием отправил вкуснейший кисломолочный продукт в рот.
Сергуня вроде бы немного успокоился, но закусывать херес стал все-таки привычным, проверенным огурцом. Никакой поэзии нет в этом человеке!
Когда вино закончилось, Сергуня, собираясь домой, все-таки не преминул сделать нам с Ингой замечание:
— Мы с Анжеликой тоже стараемся экономить, покупаем продукты подешевле, те, что идут со скидкой. Но всему же есть предел, ребята! Такой испорченный, заплесневевший уже сыр я бы ни за что не купил, даже если бы он стоил один шекель. Нет, ребята, вы с такой экономией запросто можете и в больницу загреметь…
В Питер я прилетел этаким щеголем, приоделся я перед отъездом, в кармане многообещающе хрустели баксики. Ну, думаю, сейчас я буду поражать всех рассказами о заграничной жизни. Не тут-то было! Питер, за время моего отсутствия, стал полноценным европейским городом, круче любой заграницы. С крошечным, местечковым, азиатским Израилем сравнивать Санкт-Петербург было немыслимо. Это, может быть, раньше, во времена глухого «совка», когда страна находилась за «железным занавесом», человек, приехавший из-за рубежа, воспринимался как пришелец с другой планеты, тогда ведь даже покупка туалетной бумаги была запоминающимся событием. Современного петербуржца невозможно удивить ничем.