Все-таки девочка привыкла к этим щекам и носу и теперь даже пожалела их. Да не бойтесь, не буду я вас менять на лучшие, так и быть. Свои как-никак.
Вспомнив подругу, Оксане вдруг захотелось увидеть ее.
- Маргарита Ивановна, - подошла она к вахтеру, - посторожите сумки. - И добавила, стыдливо понизив голос: -Мне в туалет надо.
- Иди, иди, доченька, - ласково ответила вахтер, радуясь ее непосредственности.
Оксана быстренько взбежала на второй этаж, остановилась у двери своего пятого «А». Нужно было бы выдумать какую причину, чтобы Катю отпустили с урока... Ничего, язык сам что-то придумывает, не впервые. Она решительно постучала в дверь, тогда просунула голову, чтобы убедиться, не другой ли какой класс занимается тут сегодня. Увидев своих и учителя истории Бориса Григорьевича с указкой в руке у большой разноцветной карты, которая была подвешена на доску и закрывала ее почти всю, девочка протиснулась в дверь и остановилась на пороге.
Ученики засмеялись, как обычно в таких случаях, они рады были любой безделице, которая врывается в серую обыденность урока.
- Садитесь, Оксана, и не опаздывайте больше, - сказал добрый Борис Григорьевич. Он ко всем, даже к ним, пятиклассникам, обращался только на «вы».
-Я... не на урок, Борис Григорьевич, - начала Оксана, - я... пришла попрощаться. Мы с папой едем в деревню. И, видимо, там останемся навсегда...
Класс притих. Указка в руке учителя тоже застыла, указывая на Северную Америку.
- Вот как? Но всего же неделя осталась до летних каникул. Вам нужно было бы хотя бы доучиться год...
Оксана вздохнула, развела руки и опустила глаза - мол, такие серьезные вещи не от нее зависят.
- Что ж, жаль, жаль, - сказал учитель. Оксана знала историю как никто в классе, и была его любимой ученицей. К тому же он, историк, хорошо знал Оксаниного отца, археолога, и дружил с ним.
- Можно, Борис Григорьевич, отпустить Катю на несколько минут? Мне нужно сказать ей что-то.
- Конечно, идите, Катя! - И когда Катя начала выбираться из-за парты, повторил про себя: - Жаль, жаль...
Класс так и молчал, словно все онемели. На краткий миг Оксана забыла, что это все она сама выдумала. Ей тоже стало так жаль покидать эти стены навсегда... А как ее любят, оказывается! Она и не догадывалась. Стоило пойти на такой невинный обман, чтобы убедиться в этом...
В коридоре она схватила Катю за руку, девочки сбежали вниз по лестнице, остановились на площадке между первым и вторым этажами, где было большое, на всю стену окно и широкий низенький подоконник. Отсюда просматривается весь вестибюль, поэтому сразу можно будет спуститься вниз, когда отец выйдет от завуча. Оксана присела на подоконник, подруга тоже.
- Ты, правда, едешь? - Катя смотрела на нее широко раскрытыми, как у куклы, глазами. Она хорошо и давно, еще с детского сада, знала Оксану, но обычно каждый раз попадалась на ее выдумки. И чем более невероятные, неправдоподобные эти выдумки были, тем охотнее почему-то Катя в них верила.
- Пока мы едем только на разведку, - Оксана тяжело вздохнула - никак нельзя было обуздать проклятый язык. - Посмотрим, как нас бабушка примет... Может, даже придется жить по чужим людям.
- А что будет с вашей минской квартирой?
- Придется продать.
- А почему ты раньше мне ничего не говорила?
- Не могла. Папа запрещал.
До этого дня между ними не было никаких секретов. Они дня не могли прожить врозь, сидели за одной партой, делали вместе уроки, ходили друг к другу в гости... и вот тебе раз!
- Ты будешь писать мне? - Спросила Оксана.
- Буду... Каждый день! А ты мне?
Доверчивая, наивная Катя-кукла смотрела на подругу такими глазами, что Оксане стало стыдно. Но язык не унимался; кроме того Оксане пришло в голову, что сейчас очень благоприятный момент, чтобы проверить, действительно ли Катя так любит ее.
- А я... даже не знаю, смогу ли писать тебе, - призналась Оксана. - Я, конечно, постараюсь, но времени может не хватить. Может, вообще придется бросить школу и пойти работать.
- А ты разве умеешь?
- Научусь. Смотря какая работа. Если не будет куска хлеба на столе, всему научишься.
Обе помолчали, пораженные безликостью, жестокостью взрослой жизни, с которыми они вдруг впервые столкнулись лицом к лицу.
- Подожди! - Катя вдруг быстренько запустила руку в боковой карман школьного передника, достала какую-то круглую плоскую вещь, похожую на старый металлический рубль, только чуть большую размерами. - Вот, возьми... И если забудешь меня, посмотришь на эту монету и вспомнишь. А если будет трудно... ну, не будет хлеба на столе - продашь.
Оксана, тронутая, взяла монету, почувствовала в ладони прохладную приятную тяжесть. Она провела пальцем по неровностям рубца, поколупала - погладила выпуклый узор на монете. Монета была стертая, старая, тускло-белого цвета, а рубец - зеленоватого. Так и хотелось быстрее почистить ее о песок и хорошо рассмотреть.
- Бери смело, - заявила Катя. - Папа отдал мне всю свою коллекцию навсегда.
- А что это, серебро?
- Конечно, серебро. Может, платина. Старинные монеты все серебряные. Или золотые. Или платиновые.
Оксана не могла не поверить ей. У Катиного отца была целая коллекция самых разных монет, и, конечно, Катя разбирается в этом, во всяком случае, лучше ее, Оксаны. Монеты лежали в маленьких коробочках под стеклом, каждая монета в отдельном квадратике. Но отец, с тех пор, как уволился с завода, где работал инженером, и принялся, по Катиным словам, «делать настоящие деньги», своей коллекцией совсем перестал интересоваться - ему просто не хватало времени. Иногда Катя с Оксаной даже без разрешения брали коробочки и играли с монетами.
Но такую, которую подарила ей теперь Катя, Оксана в коллекции не видела.
Глава 3
У завуча
Завуч Андрей Адамович и на вид, и по годам был моложе Оксаниного отца. Почему-то он стеснялся своей молодости, поэтому и с учениками, и с их родителями всегда старался говорить строго, даже сердито. Ему казалось, что за строгость и сердитость его будут больше уважать.
Коротко остриженный, румяный, до блеска на лице выбритый, в малинового цвета пиджаке и в белоснежной рубашке без галстука, похожий больше на банковского служащего или на биржевого маклера, но никак не на учителя, Андрей Адамович сидел за столом и держал в своих ухоженных пальцах тонкий карандаш. Говоря, он смотрел не на отца, а в окно.
Отец прилепился на крайнем от стола кресле. Каждый раз он снимал очки, виновато дул на стекла, протирал их платком и снова устраивал на нос. Он не ожидал, что завуч окажется таким строгим, а речь - такой неприятной.
- Хорошо, учительница сразу догадалась, кто мог написать такую записку, - говорил завуч, - и обратилась не в милицию, а ко мне. Хотя нетрудно представить, что она пережила. Вы спросите, почему подозрение сразу пало на вашу дочь? - Продолжал завуч, хотя отец ничего не спрашивал. - Отвечу. Кроме Оксаны, в классе просто больше некому придумать такое. Кто принес в школу приблудного кота и выпустил его на уроке геометрии? Оксана Гамола. Кто придумал протянуть от доски до задней парты тонкую леску, о которую учительница ботаники разрушила прическу, и, кроме того, так испугалась, что не смогла вести урок? А кто запихнул в коробочку для мела катушку, стянутую резиной, и когда учитель математики стал открывать коробочку, она затрещала и запрыгала в его руках? Здесь и человека с крепкими нервами можно довести до инфаркта, не говоря о слабом здоровьем, пожилом учителе... Потом, извините, ваша дочь постоянно врет. Стоит ей опоздать в школу или не выучить урок, как она с самым невинным и искренним видом сообщает, что в вашем дворе было землетрясение, наводнение, пожар, что в вашу квартиру вламились грабители, что к вам приехали гости из Канады, что вы якобы поехали в археологическую экспедицию в Бразилию и оставили ее одну...