Михаэль и хотел бы так сделать, но проклятие покрывало все. Вязь его была до идиотизма сложна — ни снять, ни обойти — и похожа на ту, что использовал создатель наблюдательного знака. Он же, судя по нитям, и убил третьего стража. Убил легенду, сказку.
Или обычного человека с дешевым бронзовым медальном в груди?
«Как же Бог света допустил такое? Убили ведь его стража, ЕГО, Утереила!»
Михаэль не знал. Он аккуратно исследовал место, пока не убедился, что пирамида находится вне зоны действия, и, обдирая пальцы, полез за сообщением. От работы стало душно, в теле чувствовалась слабость, в мыслях — туман. Офелия долго молчала, застывшая, каменная, затем сказала обиженно, ни к кому не обращаясь:
— Хочу есть.
Села на пол и закопалась в мешках — в поисках солонины. Михаэль подумал мимоходом, что не знает, как питаются дикие сирены. Как люди? Как хищники? Белки? Рыбы?
— И х-хочу забыть наше озеро, — Офелия говорила негромко, и монах едва ее расслышал. Там что-то еще было, за этой короткой фразой, Михаэль чувствовал. Какая-то история, плохая, темная, из-за которой Офелия не вернется уже домой и останется полунаемницей-полупреступницей. Монаха передернуло, и он, будто выныривая из душного омута, оглянулся на Корягу.
Коряга курил трубку. Бледный, но веселый, словно близкая смерть пробудила в нем радость к жизни. В серых глазах блуждали огоньки, и, казалось, он вспоминал нечто светлое, что хранил прежде на самый черный день.
Михаэль фальшиво улыбнулся Коряге — и не хотелось, но этого требовал статус главы экспедиции — и развернул сообщение:
«Пять этажей проверены мной.
Найдены предупреждение и ловушка, которой я не тронул, хотя сердце мое и обливалось кровь при мысли оставить неупокоенными души брата и наших рыцарей.
Надеюсь, что сумею сделать это на обратном пути, если же мне того не удастся, то и осквернить память умершего не сможет никто.
Одно могу утверждать с уверенностью уже сейчас — сей замысел предназначен для стражей. Нас ждали, нас завлекали, но кто — я понять не могу, хотя, судя по знаку наблюдения и проклятию, и выходит самый что ни на есть некроматический орден. У входа в шахты я разместил поле защиты от его заклинаний, если же от поля пострадают невинные, то склоняю голову в просьбе прощения.
— Некроматический орден? — прошептал удивленно Михаэль и вновь перечитал послание. Он пытался изо всех сил понять, почему у темных колдунов древности и его, Михаэля, родного ордена оказались одинаковые базовые элементы, на которые действовало поле.
«Неужели раньше мы были на другой стороне? Разве можно быть злом, а потом перемениться? Разве может культа мрака обернуться религиозным институтом?
И, если мы охотились когда-то за стражами, если так легко убили одного из них, то зачем эта экспедиция? Или четвертый страж ошибался, и поджидал его кто-то другой? Нет, зачем понятно — Авектус хотел щит, хотел бессмертия. Но почему именно он решил, что сможет получить щит? Или почему он решил, что щит здесь? Триста лет, Господи, триста лет…»
Михаэль показал Офелии вязь заклятия обнаружения и попросил направить на звук битвы. Через несколько минут призраки стали обретать очертания, формы, цвета. Вот третий страж в белоснежных доспехах с цифрой, вот его люди, а вот… королевская гвардия магов? Королевская? Плюмажи небесно-синие, щиты в полоску — сомнений не было.
— Зачем гвардейцы у-убивают своих же? — удивилась Офелия. — Стражи ведь х-хорошие? И-или нет? И-или разум гвардии поработили, и-и заставили убить стражей? И-или что? Я н-ничего не понимаю.
У монаха не было ответа. Только смутное чувство, что сила, которая способна подавить волю целой королевской гвардии, не по плечу его, Михаэля, троице. Он хотел пошутить и буркнул нечто вроде «кто-то напортачил», но тут призрак третьего стража повесил знак предупреждения, и появилось облако — темное, в багровых прожилках, — окутало воина, и неторопливо, мучительно стало убивать. Михаэль брезгливо отвернулся — даже за время переходов по болотам он к такому не привык.
Шестой уровень оказался гораздо теплее, и зимнюю одежду пришлось снять. Михаэлю, впрочем, было жарче вдвое, если не втрое — и от громоздкого груза за спиной, и от ежесекундной борьбы с проклятием Коряги.
«Будто канат перетягивать в детской игре».