«Контрудар... как показали последующие события, сорвал замысел противника в уничтожении 62-й армии, сыгравшей в дальнейшем вместе с 64-й армией основную роль при обороне Сталинграда».[12]
В эти дни городской комитет обороны обратился с призывом ко всем трудящимся Сталинграда и области:
«...Ввиду угрожающей военной обстановки, призываем напрячь свои силы для усиления помощи фронту и укрепления обороны города и области. До сего времени наш город и область были глубоким тылом...
Каждый трудящийся должен прочувствовать и понять свою ответственность, сделав практические выводы из создавшейся обстановки. Наша задача — помочь воинам фронта всеми своими силами и средствами — боевой техникой, боевыми резервами, продовольствием и материнской заботой о лечении наших раненых бойцов.
Мы должны удвоить и утроить выпуск боевых танков, артиллерии, минометов и боеприпасов, бронепоездов и бронекатеров, продовольствия и вещевого имущества...
Все, кто способен, должен участвовать в обороне своего города, своего района, своего села. Рабочие, инженеры и техники, создавайте больше боевой техники для разгрома врага! Все женщины и старики, колхозники и колхозницы, домохозяйки и учащаяся молодежь, выходите на строительство оборонительных рубежей, создавайте неприступную крепость на Волге для разгрома ворвавшегося врага!
Сталинградцы! Встанем все как один на защиту своего родного края, родного города, нашего очага, нашего
счастья, созданного благодаря Октябрьской социалистической революции! Будем же достойны своих отцов — героев Царицынской обороны и не допустим фашистов в наш солнечный город, сделаем подступы к городу могилой злобному врагу!»
Смертельная угроза еще крепче сплотила сталинградцев. Днем и ночью Харабалинский завод выпускал гранаты «лимонки», здесь же освоили производство минометов среднего калибра. Начали строить новую паромную переправу через Волгу. Выпустили внеплановую партию 76-миллиметровых пушек. Повышенными темпами шло комплектование танков на конвейере СТЗ. Без потерь вывозился хлеб нового урожая: хлеб Родине, ее армии и народу был крайне нужен.
Горестную весть привез в Сталинград Михаил Александрович Шолохов: во время вражеского налета на станицу Вешенская была убита мать писателя.
— Похоронил в родной земле и от свежей могилки сразу к вам,— рассказал писатель.
Шолохов был печален, но старался не показывать этого. Мужество замечательного советского писателя я оценил чуть позже, когда на страницах фронтовых газет стали публиковаться фрагменты его рассказа «Наука ненависти» и главы новой книги «Они сражались за Родину», где перед читателями, как живые, встали защитники Дона, Волги.
Красная Армия на рубеже Павловск — Серафимович готовилась к отступлению, уже был оставлен город Кантемировка и передовые части противника проникли в Воронежскую область, в наш Чернышковский район.
Чтобы избежать паники в сложившейся трудной обстановке, бороться с пораженческими настроениями, чтобы планомерно прошел отход наших войск за Дон, я вылетел в станицу Серафимович.
Шло жаркое лето, в полях дозревали хлеба — урожай обещал быть богатым, щедрым. Еще неделя, и можно было приступить к жатве, если бы не дела и заботы, которыми были заняты все жители района.
Из разведданных мы знали, что ударная группировка врага — германская группа армий «Б», в том числе 3-я румынская армия из резерва — рвется в большую излучину Дона, в частности к Клетской, чтобы затем выйти к Сталинграду, захватить этот важный стратегический пункт и крупнейший на Нижней Волге промышленный район, перерезать коммуникации, связывающие центр страны с Кавказом.
Фронт, между тем, был растянут более чем на 520 километров — от Павловска до станицы Клетской и далее через Суровикино к Верхне-Курмоярской станице.
Немало хлопот наделал один из наших танков: во время переправы он свалился с понтона в воду. Водитель Т-34 успел выплыть, танк же пошел ко дну, и саперы вместе с жителями станицы занялись подъемом боевой машины.
Я слушал донесение о ходе восстановления на Дону понтонов, когда на столе резко и требовательно зазвонил телефон.
— Немцы! — услышал я в трубке взволнованный, с придыханием голос начальника Серафимовичского райотдела НКВД Филиппова.— В хуторе Горбатовском появилась немецкая мотопехота! Прорвалась какая-то вражеская часть или сброшен десант! Что прикажете делать, товарищ комиссар государственной безопасности?
— Во-первых, не паниковать,— ответил я.— Какова численность прорвавшегося противника?
— Не могу знать! В бой вступили «ястребки».
«Что это? Неужели враг собрался форсировать Дон? — подумал я.— Самое страшное — неизвестность».
— Организуйте захват хотя бы одного вражеского солдата и допросите его. Необходимо узнать, какова численность прорвавшегося врага. Постарайтесь силами «ястребков» задержать противника!
— Слушаюсь! — выдохнул Филиппов.
К полудню вражеская мотопехота была отброшена от границ района. Из допроса двух захваченных в плен немецких солдат и обер-лейтенанта мы узнали, что к Серафимовичу шла одна из самых боеспособных в Германии 6-я армия, которая первой вступила в поверженную Варшаву, брала Париж и повсюду оставляла за собой кровавый след. В те июньские дни сорок второго года я не мог даже предполагать, что спустя семь месяцев, в первых числах завьюженного февраля 1943 года, с глазу на глаз встречусь с командующим 6-й немецкой армией Фридрихом Паулюсом, к тому времени ставшим фельдмаршалом. Произойдет это в тесной горнице маленького дома, где содержался в плену командующий разгромленной и окруженной под Сталинградом 6-й армии...
Можно было покидать Серафимович и возвращаться домой в Сталинград, когда за окнами райотдела НКВД послышался все нарастающий гул. Затем поблизости раздался взрыв, за ним еще один.
Не успел я шагнуть к окну, как над головой грохнуло. Комнату заволокло серой пылью, перед глазами мелькнули обломки стропил, в правое плечо сильно ударило. Больше я ничего не запомнил и словно провалился в бездонную яму...
Очнулся на носилках возле самолета. Попробовал привстать, но резкая боль в плече и ноге не позволила это сделать.
— Лежите, Александр Иванович! — попросила девушка-медсестра. — Вам нельзя двигаться.
— Что со мной? — с трудом проговорил я.
— Вас ранило осколками. Да еще бомбовой волной контузило. Немецкий летчик увидел у райотдела скопление автомашин и бомбу бросил.
Меня внесли в санитарный самолет. Он вырулил на взлетную полосу и начал разбег.
В Сталинграде прямо с аэродрома меня отвезли в госпиталь, где я был оперирован профессором, председателем постоянно действующей комиссии по здравоохранению областного Совета депутатов трудящихся Антоном Яковлевичем Пытелем.
В Сталинграде А. Я. Пытель работал с 1935 года, и наш город давно стал ему родным. Даже в самые тяжелые дни обороны Антон Яковлевич не покидал Сталинград, оставаясь на своем посту, руководя работой полевых госпиталей, помогая эвакуировать тяжелораненых за Волгу. После войны А. Я. Пытель был избран членом-корреспондентом Академии медицинских наук СССР. За активное участие в героической обороне Сталинграда и проявленные при этом стойкость и мужество 2 февраля 1944 года Д. Я. Пытеля наградили орденом Трудового Красного Знамени. По стопам отца пошел и Юрий Пытель. Студент Сталинградского мединститута, он участвовал в строительстве оборонительных сооружений, с отличием закончил институт и в 1969 году защитил диссертацию.