«Заключительное коммюнике о битве за Сталинград ожидается с минуты на минуту»,— хвасталось в середине сентября агентство Равас-Офи, а румынское агентство Радор поспешило добавить: «В немецких компетентных кругах заявляют, что Сталинград занят германскими войсками. В Берлине ждут официального подтверждения этого сообщения».
Читать такое под грохот канонады было смешно.
В Германии ждут сообщения о падении нашего города? Пусть ждут. Не дождутся! Героические защитники Сталинграда развеяли в пух и прах эти вымыслы геббельсовской кухни,
Когда в Берлине (а затем в других странах-сателлитах) не дождались извещения о падении крепости на Волге, Гитлер глубокомысленно изрек: «Германское командование никогда не собиралось приносить в жертву людей и материалы для сохранения своего престижа. Я не собирался оправдываться за операцию под Сталинградом».
Выступление было плохо замаскированным свидетельством бессилия германской армии. Это поняли многие, в том числе и в самой Германии. И немецкая пропаганда кинулась спасать положение.
«Русские нарочно жертвуют большими городами, отчего с ними воевать трудно,— писал видный немецкий военный обозреватель подполковник Бенари.— Падение Сталинграда замедлилось, но не стало невозможным».
Наступил октябрь, героическое сопротивление врагу частей Красной Армии с каждым днем усиливалось. И, спасая пошатнувшийся престиж своей армии, геббельсовская пропаганда пустилась на новую хитрость — объявила Сталинград «никому не нужной грудой развалин»:
«Сталинград уже не имеет стратегического значения, ибо представляет собой одни развалины. Они страшны и давно находятся под германским контролем,— известило берлинское радио.— Командование считает излишним дальнейший штурм города. Оно предпочитает подвести тяжелую артиллерию и медленно, не спеша покончить с сопротивлением русских в Сталинграде».
Сменялись дни. Все туже затягивалась петля на шее 6-й армии, и «Дойче альгемейне» писала:
«Враг еще никогда так не мешал нашим успехам. От города приходится отламывать кусок за куском». И далее нелепейшее на фоне этих признаний сообщение: «Сталинград еще не созрел для того, чтобы его штурмовать. Город представляет собой Везувий из тысячи кратеров, повсюду извергающих огонь и смерть».
Это было написано в конце октября, когда судьба армии Паулюса была предрешена. Но фигляры фашистской пропагандистской машины продолжали паясничать перед читателями, радиослушателями, доказывая, что потеряно далеко не все. В кинотеатрах Берлина и других городов рейха демонстрировался состряпанный фильм о взятии германскими войсками Сталинграда. На монетном дворе были готовы тысячи новых медалей, которые должны были вручать солдатам 6-й армии за взятие Сталинграда. Был готов литографический камень с текстом о победе германского оружия на Волге. Оставалось только отпечатать с камня плакат с фотографией парада на главной площади города. Между тем, 6-я армия топталась на одном месте, замерзала в окопах, голодала.
16 ноября Гитлер во всеуслышание вновь заявил, что Сталинград взят. Но вместо этой «победы» пришел роковой для гитлеровцев день 19 ноября, когда началось победное наступление наших войск, когда кольцо окружения начало сжиматься.
Накануне начала нашего наступления агентство «Трансцеан» вновь запустило в эфир поток лжи:
«Операции под Сталинградом можно Считать законченными. В городе установлено затишье. Наши наступательные операции нужны были до тех пор, пока не был образован твердый фронт на линии Дон. Теперь роли переменились: теперь наступать вынуждены русские. Захват самого города не имеет значения. Сталинград сейчас рассматривается не как город, а как пространственное понятие... Мы допускаем, что наши войска, находящиеся в излучине Дона, утратили контакт с основной частью немецких войск. Произошло это ввиду отступления, произведенного высшим командованием вермахта по стратегическим соображениям».
В спешном порядке германская пропаганда своих вчерашних «победителей» перекрашивала в мучеников. Сражение под Сталинградом сравнивалось борзописцами Геббельса с древними спартанцами, с испанскими кадетами, отражавшими атаки республиканцев в замке Альказар в 1937 году.
В день десятилетия фашистского режима, 30 января 1943 года, Гитлер изменил своей привычке и не выступил по радио. Но в Германии никто не забыл, как ровно год тому назад Гитлер уверял германский народ:
«Мы перешли к осуществлению нашего собственного стратегического плана по организации широкого наступления на юго-восток России! Что касается Сталинграда, то, будьте уверены, мы его возьмем в ближайшие дни».
200 дней и 200 ночей пыталась изо всех сил немецкая армия воплотить в жизнь «стратегический план» фюрера. К чему это привело — ответила Советская Армия, наш непобедимый народ. Фридрих Паулюс и с ним группа его генералов пребывали в советском плену. Остатки б-й армии, чудом выжившие в битве, не замерзшие, не умершие от голода солдаты немецкой армии отогревались, отъедались, залечивали раны в лагерях военнопленных, а германская пропаганда, ее печатные органы, кинохроника, радиостанции всячески старались ввести в заблуждение мировое общественное мнение, маскируя свое сокрушительное поражение.
«Сталинград будет символом борьбы Европы за свое освобождение!» — крикливо заявил Риббентроп. Ему истерически вторил Геббельс: «Сталинград должен стать сторожевым постом Европы против СССР».
Немецкие пропагандисты не подозревали, что не «форпостом» и не «символом» во веки веков станет наш гордый непобедимый Сталинград. Город-герой окажется огромной могилой несбывшихся надежд фашистов, невиданным по величине кладбищем планов германских вооруженных сил. Средства массовой информации Германии ни словом не обмолвились (видимо, был наложен строгий запрет) о том, что же на самом деле случилось с армией Паулюса и самим фельдмаршалом. Стремясь скрыть истину даже перед собой, Геббельс занес в личный дневник: «Мы восторжествовали в борьбе за спасение от гибели на Востоке». Рядом рейхсминистр записал слова по-прежнему бахвалившегося Гитлера. «Сейчас меня беспокоит,— сказал фюрер,— только состояние моего здоровья...»
Я перечитывал переводы статей германских газет, записи передач берлинского радио, делал на полях пометки и откровенно смеялся над самоуверенностью врага, его демагогией.
ВЫПОЛНЯЯ ДОЛГ
Кропотливая работа с военнопленными в Сталинграде помогла выявить среди них более девяноста сотрудников различных подгрупп абвера. Допросы недавних немецких разведчиков и контрразведчиков уточнили для чекистов методы вербовки и подготовки в немецких шпионско-диверсионных школах агентов для их последующей заброски на нашу территорию.
По-разному вели себя на допросах офицеры абвера. Одни замыкались в себе, отказывались что-либо рассказывать, ссылаясь на данную ими присягу, другие, напротив, весьма охотно выкладывали все, что знали.
В допросах военнопленные порой бывали очень откровенны. Вспоминается лейтенант 53-й истребительной эскадрильи «Удет», который в беседе с сотрудниками Сталинградского УНКВД заявил:
«Мы не верили и сейчас не верим в возможность открытия второго фронта. Основной задачей германского руководства на ближайшее время был захват Кавказа и выход к Волге. Здесь планировалось закрепиться, построить мощную систему укреплений по образцу линии Зигфрида. Что же касается второго фронта, то его не будет, во-первых, потому, что англичане любят действовать наверняка, во-вторых, потому, что у них сейчас много хлопот в Африке. Среди пленных найдутся лишь единицы, кто еще верит в победу Германии. Мы проиграли в этой большой игре...»
По рассказам пленных, крах расчетов фашистской Германии заставил абвер расширить фронт «тайной войны», вести ее не только в прифронтовых зонах, но и в глубоком советском тылу. Для этой цели центральный штаб гитлеровских разведслужб (так называемое главное управление имперской безопасности — РСХА) создал специальный разведывательно-диверсионный орган под условным названием «Цеппелин». Группы этого органа чекисты уже встречали и успешно задерживали в Калмыкии, Астрахани, пресекая их враждебную деятельность по инспирированию антисоветского подполья, совершение диверсий на оборонных объектах и железнодорожных магистралях. Среди арестованных было немало националистов из созданных фашистами так называемых «национальных» комитетов — татарского, калмыцкого, туркестанского, грузинского и др.