— Вот и славно. С этого момента по улицам можешь ходить спокойно, но осторожно. Усёк?
Высказав последнее пожелание, странный человек удалился. Не прощаясь, молча, просто взял и вышел из кабинета.
А минуту спустя, когда я тоже собрался ретироваться, в дверь зашел главврач, и ещё полчаса рассказывал мне про лечение сестры. Причём ни словом, ни полусловом не обмолвился о предыдущем посетителе.
Сутками ранее.
В большом, выдержанном в строгих тонах кабинете, напротив окна стоял старик, и задумчиво уставившись вдаль, едва слышно насвистывал какую-то мелодию.
Высокий, ещё достаточно крепкий, выглядел он для своих лет весьма неплохо, и если бы не седая голова, со спины сошел бы за молодого.
Позади него, у двери, рядом с огромным диваном, расположились двое мужчин. Один совсем молодой — практически юноша, максимум лет двадцати, второй существенно старше, — если судить по пробивающейся седине и сетке морщин на лбу, хорошо за сорок. Не броско, но дорого одетые, они очень походили друг на друга, словно отец с сыном, или просто близкие родственники. Стояли молча, явно ожидая когда старик обратит на них своё внимание.
Наконец тот перестал свистеть и обернулся.
— Ну, рассказывайте…
Несмотря на почтенный возраст, голос его был весьма бодр.
— Мальчишка перешел все границы! С ним решать что-то нужно! И кардинально решать!
Тут же «взвился» молодой, ему явно хотелось высказаться первым. Готовясь продолжить, он даже воздуха в лёгкие побольше набрал.
Но старик только отмахнулся, полностью проигнорировав его выпад.
— А ты что скажешь? — посмотрел он на того что постарше.
— Да что тут говорить, я согласен, его надо было с самого начала устранять, больно прыткий, даже не знаю как у него так получается…
Старший говорил не так воодушевленно как молодой, но суть претензий была та же.
— Об этом даже не заикайтесь! — рявкнул, изменившись в лице старик. — Вы, кажется, забыли урок? Повторить? Давайте повторим, мне не трудно!
Посетители переглянулись, и молча опустили «глаза».
— Ваши делишки яйца выеденного не стоят по сравнению с теми дивидендами которые можно получить! И он, этот, как ты выразился — мальчишка, ключевое звено! Вы меня слышите? Клю-че-во-е!
— Но эмпат… — несмело возразил старший.
— Да плевать я хотел на твоего эмпата, не так уж он нам и нужен, если разобраться! Вы мне лучше вот что скажите, как так могло произойти, что не мы первыми о нём узнали? Что это? Диверсия?
— Да откуда ж…
— Молчать! Это ты у матери своей спроси, откуда она тебя, дибила такого, достала! А проспать появление эмпата в своей же собственной школе? Это как вообще? Ты чем занят был? Я тебя спрашиваю!
Если до того старик еще как-то сдерживался, то сейчас его было не узнать. Покраснев лицом, он так сильно пучил глаза, что казалось ещё немного, и они просто вылезут из орбит.
— Но… — старший только попытался что-то возразить, как старик резко шагнул вперед, и неожиданно замахнулся невесть откуда появившейся плеткой — такой обычно стегают лошадей на скачках. Замахнулся, но бить не стал.
— Молчать! — едва не срывая голос, заорал он. — Отрывать рот будешь когда я тебе это позволю!
Но тот уже и не думал возражать. Смотрел только перед собой, и обалдело хлопал глазами.
— Ещё раз повторяю для умственно отсталых! Парень этот, ценнее чем ваш эмпат, вы оба и всё ваше дрянное потомство до седьмого колена! Это понятно⁈
Посетители молчали, не в силах поднять «глаза».
— Уроды… — буркнул старик, отступил назад, и опустив плётку, бросил устало,
— Пшли вон…
Через двадцать минут возле стоянки машин.
— Я вообще не понимаю зачем ему этот сопляк? Что в нём такого особенного? — младший, которого старик даже не выслушал, был очень недоволен.
— Не нам судить. Если дед сказал что так надо, значит так надо. — поджав губы, скривил лицо старший. — Ну и насчёт сопляка ты зря. Парень не так прост, как кажется. Ты много видел людей его возраста, которые смогли бы сделать то, что делает он? Да что там возраста, я вообще не знаею кого-то, хоть сколько-нибудь похожего! Ему всего восемнадцать, а мало того что он непонятно как отхватил целую прорву денег, так ещё и обвёл вокруг пальца кучу таких же умников как мы с тобой. А школа? Ты читал отчеты?
— Читал. Но я не об этом. Я про деда тебе говорю. Слишком много внимания он ему уделяет. А то что сейчас было, вообще ни в какие ворота. Я уж решил что он нас отстегает своей плеткой. Где он её вообще взял?
— Не знаю. Да и неважно это. Не отстегал же…
Теперь скривился молодой.
— Всё равно его поведение переходит всякие границы. Мало того что он орёт постоянно, так теперь ещё и бить будет? Или ты так не считаешь? — натерпевшись страха, молодой пытался хоть как-то реабилитироваться.
Но старший не поддавался.
— Не считаю. Как бы ты к нему не относился, но он прав, мы облажались.
— И что дальше? Будем терпеть? Сколько так может продолжаться? Ты как знаешь, а я уже не могу!
— Ну и что ты сделаешь? Надуешься как в детстве? Поплачешь? Или к папочке побежишь? — в голосе старшего слышалась неприкрытая насмешка, что ещё больше разозлило его собеседника.
— Да хоть бы и к папочке! Всяко лучше чем так! Он же нас вообще ни во что не ставит! — прошипел он, и демонстративно отвернувшись, зашагал в другую сторону.
— Ну-ну… Скатертью дорога… — глядя ему в след, негромко процедил старший.
Из больницы я уходил в смешанных чувствах. С одной стороны был рад хоть какой-то информации, с другой ещё больше запутался. Привыкнув к жизни простой: тут наши, там не наши, терялся в постоянно возникающих противоречиях. Здесь, в этом довоенном мире не было откровенно плохого и хорошего, и главным мерилом любого действия являлась его целесообразность.
Целесообразно украсть? — Воруй! Есть смысл в убийстве? — Убивай! Главное чтобы дебет с кредитом сошёлся, остальное — мелочи.
А уж гадость какую сотворить, это как здрасьте, всегда пожалуйста. В той же школе, такое ощущение что делая пакости, детишки тренируются перед выходом во взрослую жизнь. Любого взять, того же Тополя, — урод, каких поискать. Но его хоть понять можно, — есть у него возможность затащить понравившуюся девку в кровать, вот он её и использует. Да, неправильно, не хорошо, но хотя бы логично. Даже присказку про способы в любви и на войне притянуть можно. Но остальные? По «доброте» душевной? Или из любви к искусству?
Будь моя воля, послал бы к чертям собачьим весь этот геморрой, да занялся бы по настоящему нужным делом. Те же ангары для техники в порядок привести, бомбоубежища подготовить, машины закупить, людей под них обучить.
Вот только вместо этого как крыса по углам прячусь, да гадостей жду постоянно. Уже и не знаю откуда следующая прилетит. Мрак, одним словом.
— Куда теперь? — нахмурившись, спросил Виктор. Мысли читать мои он не мог, но настроение улавливал, а оно, само собой, было «очень не очень».
— Велено тебя спрятать.
— Куда?
— Пока дома посидишь, а там видно будет. Есть у меня одна мыслишка…
В общем, вызвали мы такси, и уже не скрываясь и не шифруясь, вернулись в «родные пенаты».
Новость
А возле дома нас ждал сюрприз в виде двух украшенных значками министерства обороны микроавтобусов, и застывшего со скучающим выражением на лице, того самого майора что нагрубил Марии.
— Вам придётся проехать с нами. — едва мы вышли из такси, недовольно процедил он, очень некрасиво при этом выпячивая нижнюю губу.
— С какой стати?
Понимая что рано или поздно вояки придут за мной, я не собирался отказываться, и возражал скорее из-за личной неприязни к этому человеку. Будь вместо него кто-то другой, и спорить бы нее стал, а тут захотелось повыкобениваться.
— Это не займет много времени. — надменно ответил майор и добавил, — простая формальность.