— Далеко ещё? — спросил он на мандаринском.
Она обернулась через плечо, стоя в маленькой комнате, служившей лестничной площадкой. Её мясистое лицо вновь исказилось пляшущим пламенем факела.
— Я извиняюсь за состояние наших пещер, — сказала она. — Учитель подумал, что будет лучше, если эта часть постройки будет выглядеть неиспользуемой, так что мы нарочно позволили ей прийти в упадок.
Она вновь зашагала вниз по очередной лестнице с крутыми ступенями, касаясь блестящей стены ладонью, покрытой старческими пятнами.
— Уже почти на месте, — сказала она, чуть запыхавшись. — Теперь уже недолго, сэр.
Его интерес вновь подстегнули, и Териан последовал за её шаркающими шагами.
Ещё через несколько пролётов, несколько поворотов и проходов через арочные каменные коридоры, Четыре увидел впереди колышущийся свет. Он освещал средневековую с виду дверь, то ли обшитую железом, то ли полностью сделанную из него.
На уровне глаз находилась узкая щель, закрытая металлической задвижкой.
Прямо возле двери на деревянном стуле сидел монах с длинной седой бородой и темными впадинами глаз. Териан всмотрелся в морщинистое лицо, пока женщина вставляла факел во второй железный держатель по другую сторону двери. Он обнаружил, что его разрывают противоречивые чувства, будто он почти узнал это землистое лицо.
Пожилой видящий уставился на него. Темные глаза мужчины полыхнули глубинной ненавистью, которая вызвала у Териана лишь раздражение.
— Тебя здесь быть не должно, — произнёс старик на английском с сильным акцентом. — Ты не должна была приводить его, — сказал он женщине. — Его здесь быть не должно.
— У него есть метка, — сказал он.
— Я этого знаю, — процедил старик. — Если у него и есть метка, он её украл. Его здесь быть не должно.
Териан потерял терпение. Он вытащил из-под пальто пистолет, навёл его сначала на старика, затем на женщину. Женщина разинула рот так, словно никогда прежде не видела оружия.
— Открывайте дверь, — сказал Териан.
— Ты можешь меня убить, — сказал старик. — Мне все равно.
— Возможно, я и так тебя убью, — сказал Териан. — Твоя богопротивная вонь — достаточная причина для убийства. Но пока что я вот что тебе скажу. Встанешь на моем пути — и даже если ты убьёшь это моё тело, я вернусь. И в следующий раз я заберу с собой каждую живую душу в этом комплексе — не только твою, старик. Я убью её, и всех юных щенков наверху. Ты бы не хотел, чтобы это было на твоей совести, нет? Чтобы все это потомство наверху погибло, когда тебе осталось жить так мало?
Старик усмехнулся. Прозвучавшая там злоба заставила Териана вновь уставиться на него, пытаясь сопоставить это исхудалое лицо с воспоминанием.
Ему знакомо это существо. Он это чувствовал.
— Кучка больных крыс, — произнёс старик голосом, сиплым от мокроты. — Ты окажешь миру услугу, — он пристально посмотрел на лицо Териана. — Да, я тебя помню. Они сказали, что ты придёшь. Однажды.
— «Они» сказали, вот как? — Териан улыбнулся, но каким-то образом ощутил в этой улыбке злобу. — Как мило. А теперь открывай бл*дскую дверь.
— Ты знаешь, кого я имею в виду. Тех двоих, которые доставили его обратно.
Териан выстрелил старику в руку.
Женщина закричала, вжавшись спиной в железную дверь. Териан навёл пистолет на лицо старика, мельком взглянув на женщину.
— Ты все ещё не открываешь дверь, — заметил он. — И у тебя осталось ещё много частей тела.
Женщина наполовину подошла, наполовину приплелась к старику, который согнулся и хрипел от боли, зажимая кровоточащую руку грязными одеяниями. Его узкое морщинистое лицо побледнело. Неуклюжие торопливые руки женщины завозились с его одеждой.
Даже сейчас старик слабо пытался отогнать её. Она отталкивала его руки, её глаза широко раскрылись от страха.
— Слишком поздно, Меренье, — прошептала она. — Теперь он только застрелит тебя для этого — и он все равно получит ключ.
— Пускай! — сказал старик.
Но Териан задержал дыхание, услышав имя мужчины.
— Меренье? — он повернулся, глядя в лицо мужчины в свете факела.
Он слышал это имя прежде. Более того, он слышал его раз за разом.
Он слышал это имя с губ одурманенного и избитого пленника, которого он держал в глубине Кавказских гор, пока имя не начинало раздражать его настолько, что он затыкал произносивший его голос. Иногда Дигойз Ревик часами бормотал про Меренье и «пещеру», испытывая галлюцинации от нехватки воды и пищи. Он вновь и вновь твердил эти слова, когда умолял, чтобы избиения прекратились, когда Териан доводил его до состояния, в котором он не осознавал, где и с кем находится.